ТОЛСТОВСКИЙ ЧТЕНИЯ. 2016

134 не будет большой натяжкой суждение, что для Толстого любое прояв- ление англомании в «Анне Карениной» будет синонимом неестествен- ности, попытки строить жизнь по определенным жанровым законам. Можно вспомнить в данном контексте о девочке-англичанке, воспита- ние которой стало для Анны «миром, с таким трудом состроенным ею себе» [Толстой, XIX, 319], об английском клубе в Москве, где у каждого из членов расписаны роли, шотландскую шапочку Васеньки Весловского, английский элегантный экипаж Бетси Тверской. В Воз- движенском множество механических игрушек («тележечки, выпи- санные из Англии, и инструменты для обучения ходить, и нарочно устроенный диван в роде бильярда, для ползания, и качалки, и ванны особенные, новые. Все это было английское, прочное и добротное и, очевидно, очень дорогое» [Толстой, XIX, 192]) становятся символа- ми механического, лишенного внутренней гармонии существования обитателей поместья, которое подменило живую жизнь. Интересен в этом контексте эпизод во время обеда, когда Анна рассказывает и показывает «на пальцах», как работает сенокосилка. В героине сра- стаются два начала: живое, женское, естественное (кокетничала, де- монстрируя красивые руки), и механическое, обретенное. В поезде, по пути в Петербург, Анне самой слишком «хотелось жить, а не следить за отражением жизни других людей», но ее жизнь оказалась отражением английского романа, прочитанного ею на пере- ломе своей судьбы. Жизнь, созданная по закону жанра, будет стано- виться единственной реальностью для Анны по мере приближения ее к финалу. Постепенно будет уходить полнота жизнеощущения. В Воз- движенском она окончательно превращается в марионетку, гостью Вронского: « От Анны, очевидно, зависело все это (хозяйство – Н.Щ.) не бо- лее чем от Весловского. Она, Свияжский, княжна и Весловский были одинаково гости, весело пользующиеся тем, что для них было приго- товлено. Анна была хозяйкой только по ведению разговора» [Толстой, XIX, 205]. Для завершения разговора об отраженном, литературоцентрич- ном бытии Анны следует вспомнить разговор, который происходит во время единственной в романе встрече героини с Левиным. Умная Анна ведет салонный разговор о французской литературе. Она рассуждает «не только естественно, умно, но умно и небрежно, не приписывая никакой цены своим мыслям, а придавая большую цену мыслям соб е- седника» [Толстой, XIX, 274]. Она, как и Лиза Мерцалова – «блеск бриллианта среди стекол». Левин чувствует это. Тем интереснее разго-