ТОЛСТОВСКИЙ ЧТЕНИЯ. 2016

12 Редко встречал человека, более меня одаренного всеми по- роками: сластолюбием, корыстолюбием, злостью, тщеславием и, главное, себялюбием. Благодарю Бога за то, что я знаю это, видел и вижу в себе эту мерзость и все-таки борюсь с нею. Л. Н. Толстой. Дневники, 7 августа, 1910 г. Известно отношение Толстого к Данте. «Ничто так не путает по- нятий об искусстве, – писал Толстой в Дневниках, – как признание авторитетов… Есть много произведений знаменитых художников ни- же всякой критики, и много ложных репутаций, случайно получивших славу: Данте – Шекспир» [Толстой, 1985, 59]. Между тем, Толстой не был так уж далек от Данте, как представ- лялось ему самому. К примеру, критика Толстым Церкви удивитель- ным образом совпадает с критикой Данте церковной иерархии, мона- шества и института папства. Не читая Данте на языке оригинала, не имея качественного перевода и комментариев «Божественной Коме- дии», Толстой, конечно же, не мог оценить подлинное значение по- эмы. И, тем не менее, Толстой все равно испытывал притяжение Дан- те. Работая над «Войной и миром» он хотел в одном месте использовать строфы Данте. В вариантах к третьему тому романа есть такой эпизод: в разоренной Москве Пьер Безухов знакомится с фран- цузским офицером итальянского происхождения Пончини. Между ними завязывается беседа о любви, в ходе которой офицер произнес «звучным прекрасным голосом стихи Данте, и Пьер, знавший их наи- зусть, докончил их. – Вы любите эту строфу, вы прочувствовали то- же», – говорит Пончини, обращаясь к Пьеру. «Нельзя сказать с уверенностью, какую именно строфу имел в виду Толстой. Возможно, это были слова Франчески, из пятой песни «Ада». В одном из писем Толстой, рассказывая о своей работе над тек- стом «Войны и мира», писал: «Я просил князя Одоевского и Соболев- ского дать мне выписку из Данте о несчастной любви». Очевидно, в Ясной Поляне не было сочинений Данте. Нашел ли он или нет инте- ресующие его стихи, во всяком случае, в «Войне и мире» они не про- звучали. Может быть, писатель в данном случае не хотел допустить анахронизма: в начале XIX века русские люди вряд ли читали и знали наизусть Данте, поэзия которого была открыта в России несколько позже» [Илюшин,1988, 259]. Однако подлинное сопряжение Толстого с Данте обнаруживается на уровне внутренних, духовных созвучий. Толстого не могла оставить равнодушной идея возмездия, идея отмщения за грехи. «Мне отмще-