ТОЛСТОВСКИЙ ЧТЕНИЯ. 2016

103 «Медвежья охота», которой увлекается принц со своей свитой, выглядит таким же ряженьем, как и все остальные удовольствия. Он [Вронский] простился с ним на станции, возвращаясь с мед- вежьей охоты, где всю ночь у них было представление русского моло- дечества» [Там же]. Но «охотничьи картинки» не оставляют Вронского после проща- ния с принцем. Возвращаясь домой, он находит записку от Анны, ко- торая просит его приехать вечером («Алексей Александрович едет на совет и пробудет до десяти» ). Но перед тем как уехать к Анне, Врон- ский ложится на диван. «/.../ и в пять минут воспоминания безобраз- ных сцен, виденных им в последние дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важ- ную роль на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он проснулся в темноте, дрожа от страха, и поспешно зажег свечу. «Что такое? Что? Что такое страшное я видел во сне? Да, да. Мужик-обкладчик, кажется, маленький, грязный, со взъерошенною бородой, что -то де- лал нагнувшись и вдруг заговорил по-французски какие-то странные слова. Да, больше ничего не было во сне, – сказал он себе. – Но отчего же это было так ужасно?» Он живо вспомнил опять мужика и те непонятные французские слова, которые произносил этот мужик, и ужас пробежал холодом по его спине. «Что за вздор!» – подумал Вронский и взглянул на часы» [Толстой, 1963, 417]. Безобразия, которым предавалась компания принца, связываются в уме Вронского с Анной и с обкладчиком на медвежьей охоте. Именно роль обкладчика – а не какая-нибудь другая в охотничьей «игре» – мо- жет читаться как параллель роли Вронского в жизни Анны: он обходит «свою медведицу», обкладывает ее со всех сторон, но ему не удастся «убить» ее. Но отождествление мужика из сна с медвежьим обкладчи- ком – это толкование Вронского. Однако черты его мужика совпадают с обликом мужика во сне Анны («маленький, грязный, со взъерошенною бородой, что-то делал, нагнувшись, вдруг заговорил по-французски странные слова»). Вронский и Анна видят одно и то же, хотя сон Врон- ского более фрагментарный, он как бы отражение сновидения Анны. Но похожесть этих снов говорит о том, что тут затронуты какие-то глубин- ные пласты психики, возможно, какие-то археобразы. Вронский, как человек современный, не придает никакого значе- ния сну, несмотря на его кошмарный характер. Но, приезжая к Анне, он опять сталкивается со своим «вздором» – со сном Анны. При этом у Анны уже было и готовое его толкование: [Анна] – Я умру, и очень рада, что умру и избавлю себя и вас.