ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 2014

4 своих прекрасных книг, апеллируя к индивидуальному опыту каждого читателя. Здесь я рискну предложить свое объяснение. Для меня, юноши, жившего в горах Пихао, в повествовании Толстого, в «Войне и мире», всё казалось необычным и странным. Силой воображения я открывал для себя волшебную русскую историю, изложенную на испанском языке. Фразы были прекрасны, и еще лучше было искусство рассказ- чика: он заставлял тебя забыть ткань, сотканную словами. Это был мой первый опыт чтения подлинной литературы, когда в порыве и воодушевлении повествования слова создают иное, вооб- ражаемое пространство. Толстой воссоздал с эпической энергией, как если бы речь шла о моей реальности дома, в Колумбии, незабываемый период из жизни России. Через дверь повествования Толстого люди входили в жизни, в разнообразные и многочисленные судьбы, в детали, которые без ли- тературы исчезают. И чтение было моментом преображения, испытан- ного мной как читателем. Что я обнаружил внутри себя с помощью Толстого? Способность искусства удерживать тебя в нескольких вре- менах – времени чтения, моего юношеского сознания, тогдашней Ко- лумбии, когда я читал, исторического времени и времени России – каждый день второго десятилетия двухвековой давности, с поэтиче- скими тонкостями и домашними мелочами. Ведь в момент чтения чувствуешь, что разговариваешь с Пьером Безуховым. И что я мог стать его другом, хотя он был человеком, ко- торый, сбитый с толку, пытается в, на первый взгляд, непостижимых хитросплетениях найти свое место аристократа, вернувшегося в Рос- сию после многих лет жизни за границей и не знающего, как себя вес- ти. И чтобы еще больше запутать ситуацию, он безнадежно влюбляет- ся в Элен с ее идеальным и провоцирующим телом. Нужно открыть страницы книги, чтобы вновь возжелать ее: не- объяснимую, непонятную, отстраненную, самку, возмущающую по- кой, и аристократку. Она так прекрасна, словно для того, чтобы любой мужчина не думал ни о чем другом, как только о ее чувственных пле- чах, таких белоснежных. Толстой подмигивал читателю, когда описы- вал тело Элен. И я до сих пор это помню. Я чувствовал тело Элен и могу вновь почувствовать ее плечи спустя столько времени. В свои тринадцать лет я ничего не знал об истории России. Я никогда не видел ни одной фотографии Санкт-Петербурга, ни рисунков города – ни офортов, ни живо нарисованных комиксов, какие делали в городах Ла- тинской Америки журналы и газеты, приходящие из Боготы или Мехико.