ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 2014

301 кто и на войне следует парадоксальной заповеди «не убий». Книга Толстого – это гигантская развернутая апория о том, как войне проти- вопоставить мир, насилию – ненасилие. Отсюда этические и поведен- ческие парадоксы толстовских героев. Парадоксально поведение князя Андрея, всего его полка и всех не сражающихся русских резервов в Бородинском сражении, парадоксально поведение полководца- непротивленца Кутузова (особенно в момент, когда он отвечает Рос- топчину, что не оставит Москву, не дав сражения, – а войска Наполеона уже входят в город), Платона Каратаева, купца на каторге, о котором рассказывает Каратаев, и т. д. Толстой показывает, что нравственные усилия, направленные на непротивление злу, нейтрализуют зло. В ан- титезе «война и мир» мир побеждает войну только при условии сМИРения (своего рода апория, если смотреть на это суждение только с точки зрения непосредственного озлобления против врага). В толс- товском же пространстве это не апория (безвыходное положение), а единственный возможный для человечества выход из истории войн, полководцев, дипломатов и политиков в историю мира и единения. Когда Толстому говорили, что трудно следовать заповедям непротив- ления в обычной повседневной жизни, а уж тем более на войне, он отвечал, что люди спасаются из горящего здания в единственную от- крытую дверь, не задумываясь, трудно ли это. Итак, выход из безвыходной кризисной ситуации, войны, смер- ти – может быть только парадоксальным. От мини-апории, от парадок- сов на стилевом уровне, на уровне фразы, на уровне текстового сигнала, отсылающего к прецедентному тексту и порождающего реминисцен- цию, Толстой ведет читателя к своей парадоксальной историософии и этике ненасилия, до сих пор (увы!) кажущейся человечеству не толь- ко парадоксальной, но и неприемлемой. К сожалению, и исследова- тельская стратегия толстоведения большей частью не учитывает апо- рийную суть «Войны и мира», во что бы то ни стало стараясь доказать недоказуемое (то «деловитость» и «деятельность» толстовского Куту- зова, то «случайность и нелепость» ранения Андрея Болконского на поле Бородина) или, если не получается, то хоть осудить Толстого за абстрактное морализирование (в связи с образом Платона Каратаева, которого принято противопоставлять Тихону Щербатому). А ведь еще в 1980 году появилась работа В. Е. Хализева и С. И. Кормилова [Хали- зев, Кормилов, 1983], которые отмечали очень важный принцип «диа- лектики души» у Толстого: противоречивость эмоций или умозаклю- чений персонажей. Те же исследователи уже обращали внимание на