ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 2014

125 востоящий общепринятой системе нравственных ценностей и, в итоге, обществу в целом: «что-то есть, какая-то ненормальность в нынешних молодых людях» [Толстой, 1936, 127]. Глассы, как и Нехлюдов, отличаются тонким психологическим началом, они являются проводниками идей синтеза дзэн-буддизма и христианского мистицизма Льва Толстого. Душевный кризис Симо- ра Гласса и Дмитрия Нехлюдова объединяет этих сквозных персона- жей и является сюжетным узлом в обоих произведениях. Нехлюдов: «Различие между ним, каким он был тогда и каким он был теперь, было огромно <…> Тогда он был бодрый, свободный че- ловек, перед которым раскрывались бесконечные возможности, - те- перь он чувствовал себя со всех сторон пойманным в тенетах глупой, пустой, бесцельной, ничтожной жизни, из которых он не видел ника- кого выхода…» [Толстой, 1936, 101]. Симор: «Он определенно сказал папе, что не исключено, никак не исключено, что Симор совершенно может потерять способность владеть собой. Честное благородное слово» [Сэлинджер, 2000, 488]. Однако если образ Нехлюдова развивается и находит свое фи- нальное воплощение в романе «Воскресение», то ретроспекция жизни и духовных исканий Симора выстраивает некое «обратное» движение от конца к началу. Писатель начинает историю главного героя с его смерти, а в последующих произведениях он, то двигаясь во времени назад, то забегая вперед, то предлагая параллельные ответвления в стороны, рисует подробный портрет. Уникальность произведений, как Толстого, так и Сэлинджера, заключается в том, что каждое произведение композиционно неза - висимо. Все они могут быть прочитаны отдельно, в любой послед о- вательности. Помимо линейного повествования оба автора используют встав- ные фрагменты для наилучшего понимания развития личности героев. И Нехлюдов, и Гласс ведут личные дневники: Нехлюдов : «Два года не писал дневника и думал, что никогда уже не вернусь к этому ребячеству. А это не ребячество, а беседа с собой, с тем истинным, божественным собой, который живет в каждом человеке» [Толстой, 1936, 129]. Симор: «Я немного постоял за дверью в благословенном одиноче- стве, обдумывая, что же мне делать с дневником Симора <…> по- том сел на край ванны и открыл дневник Симора. Дальше идет точ- ная копия тех страниц из дневника Симора, которые я прочел, сидя на краю ванны» [Сэлинджер, 2000, 235–236].