ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998

Л. Н. ТОЛСТОЙ - ХУДОЖНИК выделенной курсивом и автор владеет ею как полемическим материалом, и латентном, когда только определенные филологические усилия позво­ ляют идентифицировать и истолковать тот или иной литературный ис­ точник в его детерминирующей функции. В любом случае текстообра­ зующая роль чисто эстетических импульсов заслуживает, в идеале, фронтального криптоанализа, так как подлинными «черновиками» (заго­ товками) Толстого были прежде всего переосмысляемые им источники. При этом документально зафиксированный круг чтения писателя (его «библиотека», «музей» и т. п.) совсем необязательно должен совпадать с реальными художественными рецепциями, доступными исключи­ тельно интертекстуальной экспертизе, основывающейся на поэтике сов­ падений-отталкиваний [1]. Именно недооцениваемая «эмпирика» сопротивляется даже глубо­ ким типологическим высказываниям. Так, вопреки аксиоматической вер­ сии о <(руссоизме» Толстого, «Крейцерова соната», например, содержит едва ли не бунт против Руссо («проповедуй воздержание от деторожде­ ния во имя того, чтобы английским лордам всегда можно было обжирать­ ся» - жесткий намек на милорда Эдуарда из «Новой Элоизы»), а дидак­ тические, как принято считать, страницы «Воскресения», окрашены тонкими заимствованиями из «морально-мистической» прозы В. Ф. Одо­ евского и Карамзина. Роман В. В, Крестовского «Петербургские трущобы» содержит, ка­ жется, еще не отмеченную «матрицу» этической характеристики Врон­ ского (речь идет о князе Шадурском): «В голове его засел еще с детства втолкованный, весьма узкий и ограниченный кодекс нравственных понятий о честности. Князь, например, знал, что не отдать карточный долг - нечестно, украсть платок из кармана - нечестно, убить человека из-за угла - тоже нечестно; но взять, например, взаймы и не отдать - отчасти дозволительно, оклеветать мужа в глазах жены, за которой уха­ живаешь,- совсем позволительно» (часть шестая, гл. 32). В «Анне Каре­ ниной»: «Жизнь Вронского тем была особенно счастлива, что у него был свод правил, несомненно определяющих все, что должно и не должно делать. Свод этих правил обнимал очень малый круг условий, но зато правила были несомненны... что нужно заплатить шулеру, а портному не нужно, что лгать не надо мужчинам, но женщинам можно, что нельзя прощать оскорблений, и можно оскорблять и т. д.» (часть третья, гл. 20). Беллетристический компонент классического романа не только до­ казывает, «из какого сора растут стихи, не ведая стыда», но и художест­ венно фиксирует эту «тривиальность» как некий поливариантный под­ 35