ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

какой-то степени знакомые по предыдущим произведениям сцены, опи­ сания связывает мотив воскресения. Э. Г. Бабаев в наблюдениях харак­ тера взаимоотношений между героями романа делал акцент на их разъединенности: «Никто никого не понимает», «...мир утратил единство, распался на два мира как это бывает всегда перед революцией». Мно­ гие эпизоды показвают, как непонимание, отчуждение героев сменяется их психологическим взаимопроникновением. Один из итогов их встреч: «Но вдруг в одно и то же время он почувствовал себя виноватым и пожа­ лел ее», «..но она уже давно опять любила его и любила так, что невольно исполняла все то, что он желал от нее...» (ч. 2, гл. XXIX). В поэтике рома­ на рождается новый тип контактности, сопряжения героев [19]. Оба героя группируют вокруг себя свой круг действующих лиц. И тот и другой круг не изолированы друг от друга. Однако в центре два героя, два характера со своими перипетиями. Их различие намече­ но в дневниковой записи от 5 января 1897 г.: «...попеременно описывать ее и его чувства и жизнь. И положительно и серьезно ее, и отрицательно с усмешкой его» [20]. Толстой дистанциирует своего героя от образа автора, повествователя. В прозрениях Нехлюдова большую роль игра­ ет нравственный самосуд, который не делает его заложником фаталь­ но предсказуемой судьбы. В этом принципиальное отличие романного героя «Воскресения» от его предшественников. У Масловой могли быть свои искушения: «На Катюшу находят, после воскресения уже, периоды, в которые она лукаво и лениво улыба­ ется и как будто забыла все, что прежде считала истиной, просто весело жить хочется» [21 ]. К последней редакции романа Толстой все-таки более бережлив к своей героине. Ее прозрение оказывается более цельным и устойчивым. В сюжетной линии Нехлюдов - Маслова она из ве­ домой становится ведущей (ч. 2, гл. XII). Она независима в путаной еще вокруг нее интриге («шашни» с фельдшером). Урок для Нехлюдова ее отношения к политическим. Она вкупе с новыми для Нехлюдова людь­ ми подсказывает, где надо искать истину, «высшую ступень ясности» - в потоке любви ко всем. Ю. Айхенвальд замечал, что «Толстой без идеали­ зации обретает идеал». По существу, писатель создавал новую концепцию жизни - в противовес теории Дарвина, другим теориям, не исключаю­ щим насилие. Толстовскую концепцию жизни, выраженную в «Воскресе­ нии» и других произведениях той поры, уловил Б. Пастернак: «И все главное и непомернейшее в Толстом, то, что больше проповеди добра и шире бессмертного художественного своеобразия (а может быть, и со­ ставляет именно истинное его существо), новый род одухотворения в восприятии мира и жизнедеятельности...» [22]. 98