ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

речь. Важно лишь самому сказать хоть полслова «по-французски», «вы­ казать» себя в «нерусском» обличье. В этом бессознательном желании вырваться в реальность иной жизни, преодолеть «границы» русского существования обнаруживается детская несамостоятельность русской души, ее неразвитость, ее дет­ ское стремление лишь пользоваться плодами чужого труда, а не творить свои собственные. В итоге изящный французский, созданный для пере­ дачи чувств самых утонченных, мыслей самых неординарных, выгля­ дит в устах русских воинов так же сермяжно, грубо, как и собственно русский. На комплимент французского офицера русской храбрости сле­ дует «изящный» русский ответ: «Надо признаться, что и ваши не ногой сморкаются,- говорит кавалерист кланяясь и воображая, что он уди­ вительно умен» (87). Укорененность в русской душе тайного преклонения перед дости­ жениями чужого духа имеет своим постоянным следствием неуто­ лимое желание сравниться с европейцами, приблизиться к ним хоть в чем-то. Характерной зарисовкой этого низкопоклонства перед евро­ пейцами служит эпизод в с бароном Пестом не перемирии между враж­ дующими силами. Он присутствует здесь только лишь потому, что ему «ужасно хотелось поговорить с французами (ведь это ужасно весело говорить с французами)» (курсив м о й - Т. Л.). Его влечет к общению не собственный духовный настрой, не собственная мысль, а нечто бес­ сознательное, символом чего служат те немногие французские слова и фразы, которые ему знакомы. Социальные различия, пронизывающие российской общество и в мире, и в войне, находят свое символическое воплощение в языковом разме­ жевании отдельных групп населения. Внутренняя дифференциация рус­ ского общества, противостояние и сращение различных социальных слоев имеют четкую лингвистическую маркировку: «простой русский» - в устах народных масс, «сложный русский» - в употреблении представи­ телей высших сословий, «правильный русский» - в устах российского немца. Более того, возникает впечатление, что в этой разноликой языко­ вой среде существуют совершенно разные духовные миры, поскольку высшие слои общества живут на грани русского с французским, нередко отдавая предпочтение французской речи и отторгая русское слово как особенность «инородного» социального круга. Французский в русской социальной среде также имеет различные виды бытования: в устах русских аристократов он безупречно правилен; «ломаный» французский мы слышим из уст русского солдата, матроса, городского обывателя; отголоски «парикмахерского» французского жар­ 9