ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

но по воле жестокой судьбы не могут быть вместе. Кроме того, святоч­ ная ночь, начавшаяся для героя гак счастливо, вопреки всем ожидани­ ям завершается происшествием мерзким и грязным, навсегда (как ему кажется) сделавшим его совершенно другим человеком. Любопытна и такая деталь: женщина, сыгравшая роковую роль в этом событии, оказывается поразительно похожей на молодую графи­ ню. Как тут не вспомнить о нечистой силе, которая в быличках часто принимала обличье суженого (суженой) или другого близкого человека. Этот элемент, конечно, перекочевал и в святочную литературу, наряду с другим, не менее распространенным мотивом нечисти, запутывающей человека, сбивающей его с верной дороги (он тоже угадывается в «Свя­ точной ночи»). Бесовские силы трансформировались в рассказе в спутни­ ков юноши, под чьим руководством он свернул с пути истинного. Однако автора занимает настоящая причина несчастия двух прек­ расных молодых людей (не случайно последняя глава названа «За что? Кто виноват?»), и он находит ее. Губительная сила скрыта в светском обществе. Именно его представителям адресованы обличительные мо­ нологи автора, введенные в повествование. Скорбя о несостоявшемся счастье молодой графини, он обращается к ее мужу: «Оставь ее, чело­ век без сердца и совести. Она плачет именно о том, что отрадные мечты, наполнявшие ее воображение, разлетелись, как пар, от прикосно­ вения действительности, к которой она до нынешнего вечера была рав­ нодушна, но которая стала ей отвратительна и ужасна с той минуты, как она поняла возможность истинной любви и счастья» [24]. Вину же за происшедшее с юным героем автор возлагает не столь­ ко на его злополучных спутников, сколько на общество, им потакающее: «...виноваты вы, которые терпите их; не только терпите, но избираете своими руководителями» [25]. Надежда на счастье, которое дарит в праздничные дни «мир Божий», разрушена «миром человеческим». Уже в первых главах рассказа он опи­ сывается с омерзением и печальной «осведомленностью» двадцатипяти­ летнего человека, каким был Толстой в пору создания «Святочной ночи». Живые монологи автора, переполняющие рассказ, проникновенное лирическое отступление о деревенских Святках или, например, размыш­ ления о цыганской песне указывают на существование в произведении мощной автобиографической струи. Это же подтверждают и исследова­ тели «Святочной ночи» [26]. Итак, есть все основания полагать, что это раннее произведение Толстого является полноценным святочным рассказом с антирождест­ венской спецификой. Отчетлива внутренняя и внешняя приурочен­ 87