ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

о короновании Бонапарта обсуждается собравшимся обществом: «Но как вы находите эту последнюю комедию коронации в Милане? —сказа­ ла Анна Павловна - ...И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. <...> Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову. <...> Надеюсь, что это была, наконец та капля, ко­ торая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого чело­ века, который угрожает всем» (перевод с франц.). Совсем иначе «эта последняя комедия» воспринимается князем Андреем, у него лице­ действо Наполеона вызывает восхищение: "Бог дал мне корону. Горе тому, кто ее тронет". <...> Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова» (перевод с франц.). Ответ эмигранта виконта Мортемара хо­ зяйке салона звучит отрезвляюще безнадежно: «Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола». Он же иронично-презри­ тельно доказывает Пьеру всю глупость его речей о величии революции и ее идей: «Да, идеи грабежа, убийства, и цареубийства. <...> Свобода и равенство... все громкие слова, которые уже давно компрометирова­ лись. Кто же не любит свободы и равенства? Еще спаситель наш пропо- ведывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Мы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее» (перевод с франц.) [52]. Поучения виконта, на себе испытавшего вопло­ щение в реальности «идей» французской революции, очень напоминают начало статьи, цитированной выше,- «Цезарь, Кромвель и Бонапарте». С точкой зрения Карамзина на загадку величия Наполеона, отчетливо высказанной в этой статье, и особенно с его утверждением —«какую силу имеют слова над умами толпы народной» почти полностью совпа­ дает оценка Бонапарта Толстым в начале романа. В черновых вариантах «Войны и мира», определяя характерные черты александровской эпохи, Толстой дает ясное объяснение психологическому феномену торжества Бо­ напарта: «Это было то время, когда Наполеон уже убедился, что не нужно ума, постоянства и последовательности для успеха, что нужно только твердо верить в глупость людскую, что в сравнении с людской глупостью и ничто­ жеством все будет величием, когда верят в него. Он не обдумывал, а делал то, что ему первое приходило в голову, подстраивая под каждый поступок систему и называл сам каждый свой поступок великим... и все бились про­ никать глубочайший, сокрытый смысл его поступков, и никто не думал о том, что кроме проявлений прихотливых желаний человека смысла ника­ кого не было. Но он верил в себя, и весь мир верил в него» [53]. «Вестник Европы» был, согласно взглядам своего издателя, мо­ нархическим журналом. В 1804 г. Карамзин во внезапном превращении французского правления из республиканского консульского в монархи­ 73