ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2
«на брани за веру, престол и отечество» (курсив Л. Н. Т.- Т. J1.) (89). Иные оказались в осажденном городе под влиянием обычных нравствен ных чувств: «как-то совестно жить в Петербурге, когда тут умирают за отечество» (109). Рядом с теми, кто «из из чести служит» (120), есть и такие, которые поступили на службу из отставки просто под влиянием общественного мнения, «отчасти патриотизма, отчасти честолюбия и, главное, того, что все это делали (курсив Л. Н. Т.- Т. 77.)» (34). Нако нец, для многих обозных офицеров и комиссионеров война - средство личной наживы и обогащения. Социальная раздробленность населения воюющего города, усугуб ляемая духовно-психологической его разобщенностью, порождает в итоге мозаичную структуру самодостаточных корпоративных «кругов», скреп ленных друг с другом чисто внешними узами, формально-правовыми привилегиями и обязанностями. Главным принципом жизнедеятельнос ти «кругов» является не жажда взаимопонимания и взаимосопряжения своих сил в стремлении к победе, а тяга к взаимообособлению, к укреп лению корпоративных прав, к разделению русского люда на «своих» и «чужих», «наших» и «иных». И граница этого разделения совершенно не совпадает с линией фронта: она рассекает само русское этническое тело, отчуждая друг от друга его отдельные части, превращая их во «внут ренних» врагов, ослабляя их перед врагом «внешним». В этих расщеп лениях полностью распадается самобытность общерусская, уступая приоритетную роль в жизни страны безнациональному духу социальной иерархии. Вершиной безнациональной жизни, воплощением чистоты «безнационального духа» становится столичный «аристократический круг», противостоящий «грязненькому презренному провинциальному кругу» (32,29). «Ярмарка тщеславия», отрепетированная и поставленная на искусственных подмостках светской жизни, продолжает крутить свою шарманку и на открытом пространстве военного лихолетья, на кро вавом поле войны. Вечерами на центральном бульваре осажденного города офицерская публика собиралась «намузыку» (курсив Л. Н. Т.- Т. Л.) (32). Однако расщепление русского общества совершенно исчезает в нравственно-психологическом восприятии различными кругами за щитников города своих основных военных противников - французов. Учитывая не столь уж давнее нашествие на Россию наполеоновских полчищ, можно было бы ожидать со стороны русского населения стойкого отторжения всего французского, глубокой ненависти к врагу. В действи тельности же наблюдается совершенно обратное - некоторое умиление оравым поведением своих противников, неприкрытая симпатия к врагу. При этом французско-русские симпатии явно асимметричны по своему 7
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy ODQ5NTQ=