ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

и пробах романного слова, романного тона, романного стиля. Масштабы жанра толстовской повести и его содержательно-тематическое наполне­ ние давали для этого все возможности. Так, например, «догматический» замысел «Романа русского поме­ щика» (кстати, самый ранний у Толстого пример повествования в форме от 3 л.), как бы предупреждая прямолинейность «монологического» по­ вествования, повлек за собой использование диалогизированного повест­ вования: четыре встречи Нехлюдова с крестьянами - четыре диалога. В объективно-эпическом тоне «Казаков», наоборот, потребовался самостоятельный большой «внутренний монолог» главного героя, Оле­ нина,- «монолог», исполненный эпистолярной изящности и вместе с тем откровенности повествования от 1л. (см. целиком 33-ю главу). Эпичность для Толстого не была самодовлеющим качеством прозы, и он этим «мо­ нологом» как бы напоминал себе и читателям о «поэзии искренности» «Детства», «Отрочества» и «Юности», из которой он вышел в литерату­ ру как оригинальный писатель и которая привела его к роману. В незаконченной «Идиллии» Толстой использовал форму крестьян­ ского сказа (равно как и в 1-м и 5-м «Отрывках рассказов из деревен­ ской жизни», написанных в это же время), для Толстого - мастера рассказа и повести несвойственного, но органичного в «крестьянских» сценах его романов. Кстати, как своеобразная проба деревенского слова (и, наверное, не случайно - в это же начальное трехлетие 60-х годов, когда зрел замысел «Войны и мира») в «крестьянской» повести «Поли- кушка» появляется большой пласт несобственно-прямой речи главного героя, которой пронизана речь повествователя. Характерология толстовского героя с его глубоко личностным вос­ приятием среды и с открытыми связями к миру то и дело понуждала автора к использованию повествования от 1 л. - уже в период широкого «полово­ дья» объективной формы повествования от 3 л. Так, целых четыре главы (с 5-й по 8-ю) повести «Холстомер» написаны в форме повествователя- героя. В эти же, 80-е, годы первоначальный вариант «Смерти Ивана Ильи­ ча» был повествованием «из него», то есть от лица героя (причем, четвертый тип от 1л. сочетался с обрамлением первого типа повествователя-автора). Явный опыт романиста просматривается в повести «Дьявол» - объ­ ективной, но с обильным вводом «внутреннего монолога» героя. Форма первого типа повествователя от 1 л. в «Хаджи-Мурате», в рамку которой «вправлено» «объективное» «житие» о гордом горце и других, играя роль авторского резюме, напоминает своей функцией (конечно, за вычетом несоизмеримых масштабов) историко-философские отступления «Войны и мира». 44