ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

изображения, и от особенностей творческой индивидуальности писате­ ля, Почему в повестях, например, Тургенева, Достоевского и Толстого мы найдем больше сходства, чем в их же романах. Повесть как жанр занимает срединное положение между романом и рассказом. У Толстого это жанровое «смешение» особенно заметно в разрезе десятилетий, в которые усиление работы над романом или рас­ сказом так или иначе влияли то на интенсивное (романоподобное), то на экстенсивное (рассказоподобное) построение. В десятилетие «Вой­ ны и мира», например, были завершены «Казаки» с их явными призна­ ками нравоописательного романа и эпической широтой повествования. Тогда же задумано «житие» лошади («Холстомер»), отличающееся поис- гине романной тематикой (вспомним мнение И. А. Бунина, считавшего, что эту повесть с полным основанием можно было бы озаглавить «Две жизни и две смерти»). Закончена эта повесть в десятилетие, когда ро­ дился замысел «Воскресения» (кстати, вначале именуемый «Коневской повестью»). В первое десятилетие (50-е годы), когда в творчестве Толс­ того превалировал малый жанр, его повесть, и прежде всего автобиогра­ фическая трилогия, по композиционным и пространственно-временным особенностям в пределах каждой «эпохи развития» очень напоминает серию рассказов [2]. Сколок неосуществленного «Романа русского поме­ щика» - «Утро помещика» - некоторыми толстоведами именуется рас­ сказом, чему способствует центростремительность его сюжета (другое дело, что в пользу повестной принадлежности этого произведения гово­ рит стремление автора вывести всех героев на одну пространственную плоскость, где для всех время предстало в циклически завершенном виде — предприятие Нехлюдова и его провал. В последнее, «рассказовое», десяти­ летие (900-е годы) повести у Толстого также смещены в сторону рассказа в результате диалектического противоречия между подвижностью и ус­ тойчивостью. «Фальшивый купон» лишь по объему может принадлежать к жанру повести. Смысл же, идея, произведения здесь извлекается из «события», из «случая», из «факта», метонимичного целостной жизни, а это явный признак жанра рассказа. «Посмертные записки старца Федора Кузмича», имитирующие дневниковые записи, тоже состоят из отдельных эпизодов воспоминаний, легко вызывающих в памяти главки-рассказы ав­ тобиографической трилогии. И лишь «Хаджи-Мурат» никак не «смещает­ ся» в сторону рассказа, имея все предпосылки и признаки романного повествования. Но и здесь свой резон, ведь замысел этой повести возник у Толстого в благословенное десятилетие «Воскресения»... Повесть Толстого как жанр соответствует жанровому содержанию повести нового времени, которое сосредоточено на нравственном мире 37