ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

И одинокая, любя свои страданья, Питает гордую, безгласную печаль. Внимание Толстого к этим стихам помогает понять трагедию души великого писателя, окруженного людьми, но нередко сознающего себя безмерно одиноким, не находящего той любви, которая сродни всепониманию, бегущего любви, что оборачивается «бессильным же­ ланьем», вынужденно замыкающегося в «безгласной печали». «Лишь жить в себе самом умеет» - многое в душевно-психологических про­ цессах самого Толстого замыкалось, по-видимому, на этой утешитель­ ной мысли: «Царство Божие внутри вас есть». Другая, придающая силы, идея - о неискоренимости чуда, которым наполнена жизнь человека и жизнь мироздания. Звучит она и у Тютчева («Чему бы жизнь нас не учила, а сердце верит в чудеса»), и у Хомякова. В поэтическом сборнике Хомякова Толстого привлекло стихотворение «Звезды» (1853 г.). Из трех строф он отчеркивает полукругом первую и последнюю: В час полночный, близ потока, Ты взгляни на небеса: Совершаются далеко В горнем мире чудеса. Ночи вечные лампады Невидимы в блеске дня, Стройно ходят там громады Негасимого огня. Но впивайся в них очами - И увидишь, что вдали, За ближайшими звездами Тьмами звезды в ночь ушли. Стихотворение это многими тематическими нитями связано с поэзией Тютчева и Фета. Так, ощутимы переклички с «Днем и ночью» Тютчева и «Угасшими звездами» Фета. И Толстой, и любимые им поэты воспринимали мир как великое таинство. Но то, что столь понятно для художественно-философского видения поэтов-романтиков, может кого-то удивить в Толстом, у которого из-за его позитивистского отно­ шения к Евангелию сложилась репутация отрицателя чудес. Но, думается, эта репутация во многом неточна. Отрицая с годами церковные таинства, он, будучи человеком религиозного чувства и обостренного художественного восприятия, не мог не сознавать мир как великую сокровенную тайну, как Божественное Чудо. 29