ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2
И одинокая, любя свои страданья, Питает гордую, безгласную печаль. Внимание Толстого к этим стихам помогает понять трагедию души великого писателя, окруженного людьми, но нередко сознающего себя безмерно одиноким, не находящего той любви, которая сродни всепониманию, бегущего любви, что оборачивается «бессильным же ланьем», вынужденно замыкающегося в «безгласной печали». «Лишь жить в себе самом умеет» - многое в душевно-психологических про цессах самого Толстого замыкалось, по-видимому, на этой утешитель ной мысли: «Царство Божие внутри вас есть». Другая, придающая силы, идея - о неискоренимости чуда, которым наполнена жизнь человека и жизнь мироздания. Звучит она и у Тютчева («Чему бы жизнь нас не учила, а сердце верит в чудеса»), и у Хомякова. В поэтическом сборнике Хомякова Толстого привлекло стихотворение «Звезды» (1853 г.). Из трех строф он отчеркивает полукругом первую и последнюю: В час полночный, близ потока, Ты взгляни на небеса: Совершаются далеко В горнем мире чудеса. Ночи вечные лампады Невидимы в блеске дня, Стройно ходят там громады Негасимого огня. Но впивайся в них очами - И увидишь, что вдали, За ближайшими звездами Тьмами звезды в ночь ушли. Стихотворение это многими тематическими нитями связано с поэзией Тютчева и Фета. Так, ощутимы переклички с «Днем и ночью» Тютчева и «Угасшими звездами» Фета. И Толстой, и любимые им поэты воспринимали мир как великое таинство. Но то, что столь понятно для художественно-философского видения поэтов-романтиков, может кого-то удивить в Толстом, у которого из-за его позитивистского отно шения к Евангелию сложилась репутация отрицателя чудес. Но, думается, эта репутация во многом неточна. Отрицая с годами церковные таинства, он, будучи человеком религиозного чувства и обостренного художественного восприятия, не мог не сознавать мир как великую сокровенную тайну, как Божественное Чудо. 29
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy ODQ5NTQ=