ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

религиозно-философски-этических вопросов», упрятанных в рифмо­ ванные строки. Получается, что поэзия не умеет быть умной; тогда же, когда стихи демонстрируют философский склад, они, по Толстому, проигры­ вают еще больше. 9 марта 1865 г. опять-таки в связи с чтением «Фаус­ та» Толстой сделал такую запись: «Поэзия мысли и поэзия, имеющая предметом то, что не может выразить никакое другое искусство» [18]. Разумеется, Гете проходит здесь по разряду «поэзия мысли», а вот что Толстой понимает под поэзией, имеющей особый «предмет» выраже­ ния, не подвластный другим искусствам, не разъяснено. Но здесь стоит вспомнить его восхищение поэтической картиной видений умирающе­ го гладиатора или образом блуждающих огней, странно связанных с тос­ кой и смертью отважного Янко, или те строки из упоминавшегося стихотворения Фета «Майская ночь», которые Толстой выделил особо: Царит весны таинственная сила С звездами на челе. - Ты, нежная! Ты счастье мне сулила На суетной земле (выделено мной - М. К.). Подобные свидетельства помогают понять суть тех требований, которые Толстой предъявлял к поэзии. В его представлении, лири­ ческой поэзии не следует вдаваться в область отвлеченного мудрство­ вания, она должна нести в себе то, что апеллирует не столько к уму, сколько к сердцу, к чувствам, к тому сокровенному и невыразимому, что таится в глубинах души - именно в этом «таинственная сила» поэ­ зии (если воспользоваться выражением Фета из любимого Толстым четверостишия). Широко известно, как любил Толстой стихотворение Тютчева «Silentium» с его главной идеей: «Мысль изреченная есть ложь». Вну­ тренний мир человека - мир «таинственно-волшебных дум» - обозначен здесь как не подлежащий выражению. Казалось бы, стихотворение Тют­ чева как нельзя лучше подтверждает заявления Толстого о мыслитель­ ной слабости поэзии, о ее неспособности поднимать «высшие темы». На самом деле Тютчев этим стихотворением, как и всем творчеством, опровергает суждение Толстого. По существу, поэт говорит не о бес­ смертии поэтического слова, а о неспособности слова адекватно выра­ зить «думы», «чувства и мечты». По сути же именно лирической поэзии дано передать непередаваемое, самое сокровенное - более, чем другому' литературному роду. В этом нас убеждает и Жуковский с его элегией «Невыражаемое» («Святые таинства, лишь сердце знает вас!»), и тот же 21