ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2
и разгорится вновь в душе. Будут еще периоды сильнейшего увлечения лирикой Тютчева, Фета, восхищение Лермонтовым. Будет, как мы уже видели, и возврат к Пушкину - 80 лет от роду Толстой вновь находит ся под обаянием пушкинского стиха. Воистину «Тебя, как первую лю бовь» сердце забыть не может. Прослеживая логику толстовского восприятия поэзии, мы, разу меется, должны иметь в виду главную тенденцию его духовной эволюции, связанную с потребностью религиозно-нравственного ос мысления бытия. Художество в этой связи действительно отходило для него на второй план. Возможности поэзии ставить и решать кор- динальные проблемы жизни тем более представлялись Толстому проблематичными. Здесь мы подходим к другой важнейшей причине неудовлетво ренности нашего писателя лирикой. Он полагал, что поэзии как тако вой мало свойственно мыслительное начало, без чего художественное творчество казалось ему неприемлемым. Работая над «Казаками», Тол стой немало думал над «Цыганами» Пушкина. В этот период он запи сывает в дневнике: «Не могу писать без мысли. А мысль, что добро-добро во всякой сфере, что те же страсти везде, что дикое состояние хорошо, - недостаточно» [14]. А на склоне лет он сделает упрек поэтам, что они ради формы жертвуют ясностью мысли, и скажем в этой связи: «...есть высшие темы, которые не подлежат поэтам» [15]. Справедливости ради надо заметить, что и сам Пушкин, осваивая прозаические жанры, высказывался почти в том же духе, противопо ставляя прозу, которая «требует мысли и мысли» - поэзии, шутливо восклицая, что она «глупа, прости Господи!». Но то, что у Пушкина предстает как признание самодостаточности поэзии («цель поэзии - сама поэзия», и она может себе позволить быть «глупой»,, ибо эта глупость сродни мудрости), для Толстого обора чивается ее коренным изъяном, неспособностью развивать «высшие темы». В дневнике 1909 г. он признается: «Не люблю, даже считаю дур ным поэтически, художественное, драматическое третирование религи- озно-философски-этических вопросов, как «Фауст» Гете и др. Об этих вопросах надо или ничего не говорить, или с величайшей осторожнос тью и вниманием, без риторики фраз и, помилуй Бог, - рифм» [16]. Правда, в молодые годы Толстой «Фаустом» восхищался и в пись ме к Герцену от 20 марта 1861 г. назвал «Фауста» «величайшей в мире драмой» [17]. Но в целом приведенное выше суждение для Толсто го закономерно. Оно помогает понять, почему Толстой не любил лермонтовского «Демона»: и здесь он, вероятно, видел «третирование 20
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy ODQ5NTQ=