ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

Несколькими месяцами позже следует запись, связанная с чтением Татьяной Львовной одного из стихотворений Пушкина, на что ее отец воскликнул: «Какой молодец Пушкин! Он говорит, как мы все говорим, только лучше и красивее <...> В нем можно найти отзвуки на все, что мы чувствуем, и с таких молодых лет он стал уже все понимать» [10]. В этот предсмертный период жизни особенно весомо звучит такое признание Толстого: «Полная голова стихов Пушкина. Ямбы западают, как музыка Шопена». Подобные высказывания опровергают устоявшееся мнение о том, что с годами писатель становится более равнодушным к лирической поэзии, в том числе и к пушкинской. Такого мнения придерживался, в частности, Б. М. Эйхенбаум, который в статье 1837 г. «Пушкин и Тол­ стой» анализирует главным образом связи между прозой Пушкина и Толстого, отмечая, что в целом писатель был равнодушен к пушкин­ ским стихам. Б. М. Эйхенбаум полагал, что исключением можно счи­ тать лишь один, сравнительно непродолжительный, период 1856-1857 гг., когда Толстой принял участие в развернувшейся вокруг Пушкина по­ лемике и, отчасти под влиянием Анненкова, Дружинина, Тургенева, сде­ лал выбор в пользу пушкинского направления, или, по тем понятиям, «чистого искусства» (в противоположность гоголевскому, «отрицатель­ ному», направлению). Это нашло отражение в его речи в Обществе лю­ бителей российской словесности в 1859 г. В дальнейшем, отмечает ученый, Толстой «начинает метать громы и молнии против самой художественной литературы». Это тем более сказывается, по мнению Б. М. Эйхенбаума, на отношении к пушкинскому поэтическому твор­ честву: «Поэзия Пушкина была отодвинута в сторону - и там и осталась до конца. Ничего, кроме «Воспоминания» (и то в собственной интерпре­ тации), от лирики Пушкина в сознании Толстого не сохранилось» [11]. Думается, заключение Б. М. Эйхенбаума звучит излишне катего­ рично. В этом нас убеждают приведенные выше свидетельства. Хотя периоды отстраненности от стихии поэтического у Толстого и в самом деле были. Так, уже в 1862 г., увлеченный педагогическими идеями и работая в своей яснополянской школе, Толстой делает вывод о неинте­ ресное™ Пушкина его юным подопечным и сам судит о поэзии отчуж­ денно: «Я делал эти наблюдения относительно двух отраслей наших искусств, более мне знакомых и некогда мною страстно любимых, - музыки и поэзии» [12]. Это «некогда страстно любимых» хотелось бы особо подчеркнуть. Теперь же, по его мнению, «Я помню чудное мгнове­ нье» «не так безусловно хорошо», как песня о «Ваньке ключнике» [13]. Впрочем, освободиться от страсти не так-то легко: она нет-нет да 19