ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

ние рифм» [3]. Его привередливость в этом вопросе иногда просто по­ ражает. У Д. П. Маковицкого рассказано о том, что Лев Николаевич был недоволен определением «ландыш серебристый» из знаменитого стихотворения Лермонтова, считая, что это нарочитая подборка рифмы к слову «душистый» [4]. В одном ряду с этим случаем стоит и забавное признание Льва Николаевича на склоне лет, что всю красоту пушкинских «Цыган» он понял после того, как прочитал дословный прозаический пере­ вод поэмы на французский язык. «В прозе вся сила!» - восклицает при этом Толстой [5]. Да, стихотворчество не было его стихией. Письма, дневниковые записи и устные признания Толстого содержат немало заявлений типа: «Музыка меня волнует <...> поэзия... не так» [6]. Значит ли это, что наш великий прозаик действительно не любил поэзии? Любил и остро чувствовал сокровенную, неповторимую прелесть лирическо­ го слова, чему также есть немало свидетельств. В дневнике молодого Толстого читаем: «Открыл я нынче еще поэтическую вещь в Лермонто­ ве и Пушкине; в первом - «Умирающий гладиатор» (эта предсмертная мечта о доме удивительно хороша) и во втором - «Янко Марнавич», который убил нечаянно своего друга. Помолившись усердно и долго в церкви, он пришел домой и лег на постель. Потом он спросил у же­ ны, не видит ли она чего-нибудь в окне. Она ответила, что нет. Он еще раз спросил, тогда жена сказала, что видит - огонек стал побольше и приближается. Он умер. Это восхитительно! А отчего? Подите объяс­ ните после этого поэтическое чувство» [7]. А вот перед нами «зрелый» Толстой - его письмо к Фету 1870 г., где он описывает действие на него стихотворения «Майская ночь», присланного другом-поэтом: «Развернув письмо, я - первое - прочел стихотворение и у меня защипало в носу; я пришел к жене и хотел прочесть; но не мог от слез умиления. Стихотворение одно из тех редких, в которых ни слова прибавить, убавить или изменить нельзя; оно живое само и прелестно. Оно так хорошо, что мне кажется, это не случайное стихотворение, а что это первая струя давно задержанного потока» [8]. И наконец, свидетельства о восприятии поэзии Толстым в по­ следний период жизни, как это отражено у Маковицкого. Ноябрь 1908 г.: «С. Андр. вставила, что Л. Н. не любит стихов, а сам в последнее время все лучшие стихи Пушкина, всего «Онегина» прочел. Л. Н.: У Пушкина стих лучше, чем у иных проза. Только Пушкин может. Никакого усилия в стихах не чувствуется» [9]. 18