ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

русского революционера-демократа, Толстой обращался к интеллиген­ ции, от которой в немалой степени зависели судьбы науки, искусства, образования России, вступившей в новую социально-психологичес­ кую ситуацию. Толстой понимал, что не был в полной мере понят и услышан. «Странно, что мне приходится молчать с живущими вокруг меня людь­ ми и говорить только с теми далекими по месту и времени, которые будут слышать меня»,- записал он в дневнике 26 октября 1907 г. Созданию религиозно-нравственного учения предшествовали пер­ вый (1859-1862 гг.) и второй (1870-1876 гг.) периоды педагогической деятельности, когда писатель захотел быть «на уровне» науки своего времени, предпринял два заграничных путешествия и изучил огромное количество литературы по философии, педагогике и т. д. Середина 60-х годов в жизни уже Толстого-писателя связана со все большим осознанием проблемы духовного и нравственного становле­ ния человека. Еще 4 марта 1855 г. в дневнике Толстой писал: «...вчера разговор о божественном и вере навел меня на великую, громад­ ную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным по­ святить жизнь. Мысль эта основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таин­ ственности, не обещающей блаженства на небе, но дающей блаженст­ во на земле». В многочисленных дискуссиях, спорах, «впитывая голоса эпохи» (М. Бахтин), Толстой вырабатывал свое миропонимание. Позднее, вспо­ миная обстановку этих дискуссий, Толстой писал о мгновенном круше­ нии притягательности царствующей философии Гегеля, горячих спорах о проблемах нравственности и нравственного прогресса. Видимо, этот период жизни дал Толстому огромный интеллектуальный импульс видения крушения одного миропонимания и утверждения другого. Это и была та огромная внутренняя работа, которая совершалась в нем, по выражению литературного критика Анненкова, и которая повлияла на осознание сверхзадачи всего творчества о высшем смысле жизни чело­ века, духовности, созидаемой самим же человеком в своем опыте. Педагогическая деятельность обострила духовное зрение писателя, подтолкнула к своеобразному эксперименту на поприще столь дорого­ го для него народного образования, желанию «спасти тонущих» буду­ щих Пушкиных, Остроградских, Филаретов, Ломоносовых и понять, почему существовавшая народная школа не стремится к этому. «Начиная учить детей в русской деревне,- откровенно писал он,- я не мог, не бывши набитым дураком, принять в основании ни немецко- 161