ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

другим педагогическим течениям. В ней заложена абсолютная жиз- ненно-воспитательная истина, раскрывающая то, что есть человек, об­ щество и каким им быть. В отличие от педагогики свободного воспитания (то бишь обучения и саморазвития), этот глубинный слой педагогики жизни Льва Толстого имеет уже не западные истоки, а ментально-национальные, исконно рус­ ские, как духовно-религиозные, так и гражданско-протестантские корни и традиции. К духовно-религиозным истокам относятся деяния, со­ вершения, подвиги, писания, житии страстотерпнического и духобор­ ческого характера таких выдающихся феноменов русского духовного самостояния, как Сергий Радонежский, Серафим Саровский, протопоп Аввакум, старцы-пустынники, которых Лев Николаевич посетил неза­ долго до смерти в Оптиной Пустыни. Все эти и многие другие российские служители Богу были духовно и физически несгибаемыми личностями. Жизнь Льва Толстого продолжила эту череду отмеченных Божьим Пре­ столом борцов за богочеловеческие идеалы. Безусловно, питали гениально-божественный дух Льва Толстого как истинно русской мыслителя-пророка и гражданско-протестантские традиции, традиции борьбы против социальной несправедливости, уг­ нетения человека человеком, властолюбия, честолюбия, сребролюбия, стяжательства, безответственности. Знал Лев Толстой о страданиях А. Радищева; много размышлял о декабристах, о которых собирал материал и хотел писать роман; не мог обойти вниманием жизнь и борьбу Н. Чернышевского и А. Добро­ любова, писавших восторженные отзывы о его яснополянской педагогичес­ кой деятельности. Он не мог мудро-критически не отнестись к этим личностям, являвшим собой в абсолютных значениях образцы духовного самостояния и гражданского мужества. Все ментально-русские, религиоз­ нодухоборческие и гражданско-протестантские истоки и традиции под­ держивали Льва Толстого в его принципиальном, нравственно-свободном и ответственном разрыве с официальной, духовно-насильственно-власт- ной церковью, в его протестах против реального безбожия, насилия и смер­ тоубийственных преступлений власть придержаших. После всего вышесказанного понятно, что Лев Толстой в жизни и в педагогике был погружен в поиски Царства Божия на Земле через Христову заповедь любви и уподобление детям как обладателям Царст­ ва Божия. Не чувствуя его приближения и утверждения, он стал стра­ дальцем и страстотерпцем из-за непреодолимой любви ко всему живому. Очевидно теперь и то, что педагогика свободного воспитания (обучения, саморазвития) лишь часть его духовно-гражданской «педагогики жизни».