ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

ментальности в пользу символов чужестранной жизни. При такой си­ туации внутреннего перерождения русских масс в поклонении чужим «богам», укрепляющим дух противника, вряд ли можно было рассчиты­ вать на победу русского оружия, так как его мощь не в последнюю оче­ редь питается силой ненависти к врагу, определяется полнотой любви к своему отечеству и его культуре. Следы духовного «отщепенства» в русском воинстве явно просмат­ риваются в пренебрежительно-насмешливом обозначении рядового сос­ тава русских войск священным для истинного патриота именем древней столицы русского народа - Москвы. Речь солдат - протяжная, распевная, медленно-плавная, немного сбивчивая, напоминает особенности мос­ ковского говора и ассоциируется с его жизненным центром - Москвой. Полное пренебрежение к солдату, нежелание слушать и воспринимать его всерьез, отторжение его духовного опыта выражается в реплике по­ ручика Козельцева: «Как же! очень буду слушать, что Москва болтает!.. Смешная эта Москва! (курсив JI. Н. Т.- Т. 77.)» (94). Это не только отно­ шение к рядовому солдату, но и к простой, исконно русской речи, к са­ мобытной культуре русского народа. Толстой поясняет эту реплику офицера следующей ремаркой: «Во многих армейских полках офицеры полупрезрительно, полуласкательно, называют солдата Москва или При­ сяга (курсив Л. Н. Т.- Т. 77.)». «Москва» для значительной части офицер­ ского состава российской армии - это сермяжная, лапотная, солдатская, кабальная «Русь», рабски покорная властям. Горечь переживания этой безропотной покорности ощущается в скупой зарисовке писателем крат­ ких минут солдатского отдыха: «В тени, около входа <в блиндаж>, по­ местились покорные (курсив Л. Н. Т.- Т. 77.)» (161). Насмешливое, отчужденно-пренебрежительное восприятие рос­ сийским офицерством русской солдатской массы, наивной в ограничен­ ности своего духовного опыта,- это не столь уж скрытое презрение к своей родной духовной почве, к самобытным особенностям русской жизни, к духу Отечества, это «двуличная» игра чужого духа на невоз­ деланной интеллектуальной ниве российской действительности. Перво- истоком этих игр инородного духа в теле русского общества XIX в. и является французский язык, демонстрируя всю мощь влияния «чу­ жих среди своих». Вкусы, интересы, пристрастия русских офицеров, их внутренние симпатии отданы французскому стилю жизни, живости и легкости французского слова: в глубине своей души они неосознанно жаждут победы французского оружия, пленительного духа Франции, ибо этот дух полностью овладел их собственной душой, уже заглушил в ней какие-то ростки русской духовности, оставив от них лишь внеш­ 14