ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

...Один большой вогул, другой маленький... изображают - один самку оленя, другой - детеныша. Третий вогул изображает охотника... четвер­ тый голосом изображает птичку, предупреждающую оленя об опаснос­ ти. ...Стрела попадает в детеныша, детеныш не может бежать, жмется к матери, мать лижет ему рану. Охотник натягивает другую стрелу. Зрители... замирают, и в глубине публики слышатся тяжелые вздохи и даже плач. И я по одному описанию почувствовал, что это было истин­ ное произведение искусства» [36]. Статья «О Шекспире и о драме» является как бы продолжением этой мысли, не укладывающейся в схемы. Во взгляде на Гамлета пере­ секались несколько толстовских идей. В дневнике 5-го ноября 1870 г. Толстой записал: «Художник звука, линий, цвета, слова, даже мысли в страшном положении, когда не верит в значительность выражения своей мысли. От чего это зависит? Не лю­ бовь к мысли. Любовь тревожна. А эта вера спокойнее. И она бывают и не бывает у меня. Отчего это? Тайна» [37]. Позднее он приблизился к разгадке этой тайны: «Художник для того, чтобы действовать на дру­ гих, должен быть ищущим, чтоб его произведение было исканием. Если он все нашел и все знает и учит... он не действует. Только если он ищет, зритель, слушатель, читатель сливается с ним в поисках» [38]. Б. Эйхенбаум в статье «О противоречиях Льва Толстого» сравнива­ ет его с королем Лиром: «Недаром он ненавидел этот образ так, как можно ненавидеть только двойника» [39]. Возможно, справедливо будет сравнить Толстого и с Гамлетом. «Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности» [40] - эта шекспи­ ровская метафора подобна толстовским. Что есть эта скорлупа ореха? Внутренний, суверенный мир самоанализа? Дар (или проклятье) раздвоенного сознания, терзающего себя упреками и сомнениями, осознающего свое трагическое одиночество и преграду-скорлупу между людьми? «Выразить словом то, что понимаешь, так, чтобы дру­ гой понял тебя, как ты сам,- дело самое трудное,- говорит Толстой,- и всегда чувствуешь, что далеко, далеко не достиг того, что должно и можно» [41]. Спор Толстого с Шекспиром - спор с самим собой. Ромен Роллан писал в книге «Жизнь Толстого»: «От гениального художника-творца никто не в праве требовать, чтобы он был беспристрастным крити­ ком. Когда Вагнер или Толстой рассуждают о Бетховене или Шекспире, это не о них они говорят, а о самих себе - о том, что они считают Для себя идеалом» [42]. 129