ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.2

научился держать соху» [8]. Дополнительным и очень важным штрихом к портрету Толстого, созданному Короленко, можно рассматривать вос­ поминания И. Репина об этом периоде жизни Толстого и картину худож­ ника «Толстой на пашне» (1887), написанную по нескольким этюдам занимающегося крестьянским трудом писателя. Репин в своих мемуа­ рах приводит один любопытный случай, свидетелем которого он стал, наблюдая за работой «юфанствующего» в поле Толстого. Яснополянские крестьяне проходили мимо, как бы не замечая графа. Но вот подошли дальние. «Остановились и долго-долго стояли,-пишет Репин—И странное дело: я никогда в жизни не видел яснее выраженной иронии на кресть­ янском простом лице, как у этих проходящих. Наконец они перегляну­ лись с недоумевающей улыбкой и пошли своей дорогой» [9]. В этой картине, нарисованной Репиным, нет ни осуждения, ни восхваления Толс­ того. Живописцем руководило стремление дать объективную оценку нрав­ ственной философии писателя и ее реального результата. В статье «JI. Н. Толстой» Короленко как бы повторяет мысль Репина и дает емкое определение «юфанской» цельности Толстого как «чужой», а потому и неорганичной ему и его героям - Левину, Безухову, Нехлюдо­ ву, которые, как и их автор, находятся в постоянном поиске этой гармо­ нии и цельности. Толстому, считает Короленко, не удалось до конца выразить в этих образах гармонию «своего» и «чужого» сознания, созна­ ния коллективного, обезличенного. В пьесе же «Власть тьмы» очевидно освобождение Толстого от гипноза «простой веры» каратаевых, изобра­ жение народа на крайних ступенях темноты и порока» [10], и это свиде­ тельствует, по мнению Короленко, о новой фазе эволюции Толстого. Духовный облик Толстого в следующий период его исканий Ко­ роленко характеризует, используя образ «сна» как центральный образ «Исповеди». Нравственные «странствия» приводят писателя к попытке воссоздать в себе и в окружающем его мире «душевный строй первых христиан» [11] с их гармонией простой, неусложненной веры. Приобще­ ние к этой вере Толстой-художник пережил в воображении (во сне), поэто­ му так ярко видит он «песчаную, выжженную пустыню, кучку неведомых людей в простых одеждах древности... с ощущением духовнойжажды...» [12]) и мира, который снисходит в сердца от слов Его, великого Учителя жизни. У Короленко не вызывают сомнения мысли о том, что Толстой-художник подарил Толстому-мыслителю образ новой веры, что художественное твор­ чество Толстого всегда оказывало несравнимо более серьезное влияние на ум и сердце человека, чем его страстные и искренние проповеди. Не случайно в своей первой статье о Толстом Короленко воздает своеобразный портрет его художественного творчества, используя для 105