ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.1

философских воззрений Толстого, его видения событий 1812 года лежит, как утверждает Д. С. Лихачев, широкий «древнерусский субстрат». Его отрицание далеких походов за пределы России, понимание истинно ве­ ликого в простоте и правде, поклонение безымянным подвигам связано с нравственным кодексом, выработанным в русской летописной истории философии после XIII века: «Концепция «Войны и мира» -это расширен­ ная концепция русских военных повестей XIII—XVII веков» [4, с. 133]. Но вместе с тем примечательно и признание самого Толстого о том, что у западноевропейских и восточных философов прошлого он «нахо­ дит те же истины - до которых он сам с трудом добрался» [6, кн. 2, с. 307]. Дело в том, что Толстой познакомился с «Лао-цзы» спустя 10 лет после завершения «Войны и мира». Основываясь на этом факте, японский ис­ следователь Суэканэ Такэо считает, что, хотя в романе Толстого немало лаоизяских реминисценций, говорить о непосредственном влиянии идей китайского философа на русского писателя нельзя [9, с. 92]. Все это верно, но, думается, тем больший интерес представляет для нас именно типологи­ ческая схожесть философских воззрений двух гигантов мировой мысли. Интересную мысль высказывает Е. И. Рачин в книге «Философ­ ские искания Льва Толстого» (1993). «Долговременная привязанность к древнекитайской философии,- пишет он,- непрекращающееся ду­ ховное наслаждение при каждом новом чтении Конфуция, Лао-цзы гово­ рят об осознанном выборе Толстым своих учителей. Их учения совпали с его собственными взглядами и потому стали частью и его жизни» [8, с. 144]. Здесь речь шла о позднем Толстом. Разве будет ошибкой предпо­ ложить, что у русского писателя была некая генетическая предраспо­ ложенность к Востоку, его космологическим и нравственным понятиям, а это отразилось отчасти в «Войне и мире». Еще работая над романом «Война и мир», Толстой выразил тревогу, что сокровенная мысль книги может быть не понята читателями, в мар­ те 1863 года в письме М. П. Погодину он писал: «Мои мысли о границах свободы и зависимости и мой взгляд на историю не случайный пара­ докс, который на минуту занял меня. Мысли эти плод всей умственной работы моей жизни и составляют нераздельную часть того миросозерца­ ния. которое бог один знает какими трудами и страданиями выработалось во мне и дало мне совершенное спокойствие и счастье. А вместе с этим я знаю и знал, что в моей книге будут хвалить чувственную оценку ба­ рышни, насмешку над Сперанским и т. п. дребедень, которая им по си­ лам, а главное-то никто не заметит». История изучения «Войны и мира» подтверждает опасения писате­ ля. Уже современная ему критика подвергла сомнению концепцию ро­ 83