ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1998. Ч.1

Эти беспощадные (по отношению к своему государству) итоги в раз­ витии мысли великого писателя, создавшего патриотическую эпопею о войне 1812 г. и пришедшего к концу жизни к резкому протесту против «одурения патриотическим и ложно-религиозным воспитанием» (34, 204), к отрицанию самого понятия «патриотизм», сопоставимы по своей законченности с выводами первого «Философического письма» Чаадаева: «Исторический опыт для нас не существует, поколения и века протекли без пользы для нас. Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий за­ кон человечества отменен по отношению к нам. <...> С первой минуты наше­ го общественного существования мы ничего не сделали для общего блага людей; ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины; ни одна великая истина не вышла из нашей среды...» (47). Чаадаев, однако, не доходил до прямого отрицания понятий «патри­ отизм» и «любовь к отечеству», как это мы находим у позднего Толстого; напротив, как уже отмечалось, он видит в рассказе «Севастополь в мае» «добротный патриотизм», который противопоставляет патриотизму чис­ то интуитивному, слепому и патриотизму «разнузданному», ведущему к признанию превосходства своего народа над другим. По убеждению философа, «есть общий закон, в силу которого воздействовать на людей можно лишь через посредство того домашнего круга, к которому принад­ лежишь, той социальной семьи, в которой родился; чтобы явственно говорить роду человеческому, надо обращаться к своей нации, иначе не будешь услышан и ничего не сделаешь» (130-131). Но «добротный патриотизм» неотделим от критического отноше­ ния к собственному отечеству. Чаадаев как-то заметил: «Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю огорчать ее, предпочитаю унижать ее, только бы не обманывать» (178). На склоне лет мыслитель имел полное основание констатировать: «Слава богу, я ни стихами, ни прозой не содействовал совращению своего отечества с верного пути. Слава богу, я не произнес ни одного слова, которое могло бы ввести в заблуждение общественное мнение. Слава богу, я всегда любил отечество в его интересах, а не в своих собственных» (188). На фоне этих высказываний становится очевидной близость (не­ смотря на различия в конечных выводах) нравственного пафоса и духов­ ных устремлений двух великих правдоискателей, один из которых был объявлен сумасшедшим, а другой отлучен от церкви. Глубокое, сильное, не нуждающееся в афишировании и скрытое от поверхностного взгляда, одушевленное поисками «царства истины среди людей», «царства божия 103