ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1997

Почему таков порядок наставлений? Наверное, начинать надо с легкого. Легче ж е всего в данном случае не говорить дурного. Труднее всего не думать дурно о других. Если говорить о внутреннем этическом тренинге, то следовало бы показать, как его вести. Я знаю, как не говорить дурно друтим, но труднее —о других. А как не делать дурного? Можно поставить под контроль свои сознательные действия. Но как воздерживаться от ненамеренных, нечаянных обид? И как, наконец, принудить себя к тому, чтобы не думать дурно о других — в раздра­ жении, в досаде, в обиде? Читатель не находит ответа на эти вопросы. Перечисленного в «Молитве...» недостаточно для предуготовле- ния к исполнению заповеди, т. е. к активной любви. Было бы невер­ но предположить, что для внучки достаточно. Этого недостаточно вообще. Так что и в предлагаемом Толстым — в противовес пропове­ ди — разъяснении проповедь воспроизводится и заповедь не инст- рументализируется. Но можно ли инструментализировать заповедь любви? Можно ли инструментализировать прощение, благодарность, гостеприимство? Эти вопросы отнюдь не досужи. Во многих современных популярных практически-психологических книгах (главным образом американ­ ских) проделывается именно эта работа: от века известные общие нравственные требования перекладываются на язы к установок, выбо­ ра, принятия решения и действий. Утонченного моралиста такая работа коробит. Но воспитателя — не педанта и ригориста, а реалиста — такая работа может поддержать. Строго говоря, толстовское указание на то, что деятельная любовь начинается с того, что человек воздер­ живается от предосудительного, неправильного, несправедливого, не­ допустимого, — разъяснение в том ж е направлении. В «Неделании» Толстой показывает, что милосердие начинает­ ся не с обращенности к другому, а (говоря словами М. Хайдеггера и М. Фуко) с «заботы о себе». И Христос, говорит Толстой, начал не с проповеди любви, а с того, что необходимо раскаяние. Раская­ ние (по греч. оригиналу) означает самоперемену. В самоперемене состоит смысл жизни. Правда, какое в самом деле раскаяние для внучки? Ей-то в чем раскаиваться? Но само предположение о необходимости самопереме- ны в деле милосердия исключительно важно: если ты, какой есть, хочешь жить по любви, то не переменившись, не сумеешь осуществить это желание. «Молитва...» указывает на то, что заповедь любви име­ ет не только существенные прагматические, но и аскетически-пер- фекционистские корреляты: в любви человеку предстоит реализо­ вать себя не только как деятельную, но и готовую к самоизменению (т. е. к отрешению от себя наличного ради себя будущего) и совер­ 8