ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1997

— в-третьих, отправной точкой их изысканий служило чувство­ вание того, что с Россией происходит нечто, не постижимое логичес­ ким способом. Было очевидно, что она существенно отличается от За­ пада. Но что это: деформация внутреннего развития, болезненная отсталость, аномальность или уникальность, особый, начертанный рукой Провидения путь, призванный вывести не только ее, но и весь мир из кризиса духовности? Для ответа на этот вопрос авторы выбирают вариант историософии, органично вмещающей в себя и логическое рассуждение, и мистическое предчувствие, и божест­ венное откровение. А. С. Хомяков, например, был уверен в необходи­ мости «поэтического инстинкта» в постижении истории, — в-четвертых, изучая историософские концепции мыслителей, мы легко можем впасть в заблуждение, отождествив побуждение к философствованию с центральной идеей их философии. Несмотря на всю важность, историософия Руси была производной от историо­ софии всемирной, общечеловеческой; — и, наконец, в-пятых, в основе исторического процесса авто­ ры видели религиозную идею. Но именно она и обусловила различие их концепций. Для П. Я. Чаадаева христианство, воплощенное в Церкви, было прежде всего силой исторической, поскольку, по его мнению, главной целью Церкви является построение на земле Царства Божия. Обоснова­ нию этой хилиастической утопии и служат все его историософские схемы, в которых чувствуется влияние на ум П. Я. Чаадаева мистицизма. И если для П. Я. Чаадаева Церковь прежде всего историческая сила, то для А. С. Хомякова это воплощенная истина, правда и свет. И главной заслугой мыслителя было, по выражению Ю. Ф. Самарина, «изнутри» самой Церкви определение области «света» и, следователь­ но, тьмы, то есть выявление лжеучений. Из различного понимания сущности религии и Церкви вытекают различия в историософских подходах. Признание Церкви исторической силой, созидающей в истории Царство Божие, вело П. Я. Чаадаева к глубоко провиденциальному восприятию мировых судеб. По его мнению, истинным двигателем исторического процесса являются идеи. Две главные еще в древности были открыты людям Провидением: это идеи единства и нравственного закона. Они в совокупности со всеобщими воспоминаниями рода человеческого и «сокрытым опытом веков» составляет духовную сущность вселенной, общечеловеческую традицию. А потому судьбы народов, деятельность исторических личностей, значимость достиже­ ний культуры оцениваются П. Я. Чаадаевым сквозь призму всеобщих традиций единства и духовности. 18