ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1976

стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже прия­ тен, холода большого не было, и днем, на ходу, всегда бывало жарко, а ночью были костры: вши, евшие его, согрешали его тело). Одно было тя­ жело в первое время — это нош.» («Война и мир», т. IV, ч. 3 , гл. X II). З адачу наилучшего размещения и использования компо­ нентов абзаца Лев Толстой решает во многих случаях по­ средством иного сцепления их: первое место в структурной решетке занимает часть (предложение), которая составляет логический центр (логический акцент) абзаца, а все осталь ­ ные части анафоризируются и находятся с ней в отношении смысловой и интонационной градации, так что к аж д а я по­ следующая анафоризированная часть имеет возрастающее логическое подчинение и звучит напряженнее. В интересах большего художественного и эмоционального воздействия на читателя Лев Толстой модифицирует эту структуру абзаца (впрочем и некоторые другие, но 'значительно реже и не столь эффектно) путем введения в нее к а к параллельных, т а к и многоступенчатых анафорических рядов. В обоих случаях модификации связь м е к д у частями абзаца возрастает в сл ед ­ ствие их глубокой синтаксической взаимопроницаемости (син­ таксической диффузии) при переходе от одного анафориче­ ского ряда к другому или вследствие подчинения (иногда — стяжения и д аж е включения) одной анафоризированной ч а ­ сти другой. «Анна улыбнулась, как улыбаются слабостям любимых людей, и, положив свою руку пои его, проводила его до дверей кабинета. Она знала его привычку, сделавшуюся необходимостью, вечером читать. Она знала, что, несмотря на поглощавшие почти все его время служебные о-бязатности, он считал своим долгом следить за воем замечательным, появлявшимся в умственной сфере. Она знала тоже, что действительно его интересовали книги политические, филооофсиие, богословские, что ис­ кусство было по его натуре совершенно чуждо ему, но что, несмотря на это, «ли лучше вследствие этого, Алексей Алексеевич не пропускал ниче­ го из того, что делало шум (в этой области, и «считал своим долгом ®се читать. Она знала, что в области политики, философии, богословия Алек­ сей Алексеевич сомневался или отыскивал; но в вопросах искусства и поэзии, в особенности музыки, понимания которой он был совершенно лишен,’ у него были самые определенные и твердые мнения. Он любил говорить о Шекспире, Рафаэле, Бетховене, о значении новых школ поэ­ зии и музыки, которые все были у него распределены с очень ясною последов ательностью», («Анна Каренина», ч. 1 , гл. XXXIII) Композиционная цельность абзаца у Толстого нередко обеспечивается и удерживается сегментацией какой-то части 119 I