ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1975. Ч.2.

разливного периода был абсолютно стабильным: всем своим объемом этот период составлял лишь какую-то часть более сложного синтаксического построения, а его смысл становил­ ся значимым в связи со смыслом этого последнего построе­ ния. Будучи лишь частью сложного синтаксического построе­ ния, описываемый нами период не получал в нем фиксиро­ ванного места и в зависимости от принадлежности к тому или иному типу речевого периода (периоды с одним струк- турноорганизующим центром, периоды с паратаксической связью между повышением и понижением, периоды с гипо- таксической связью между повышением и понижением) пере­ ходил ( р а з л и в а л с я ) в разные места указанного построе­ ния (начало, середину, конец). Чаще же разливной период в произведениях Толстого замыкает сложное синтаксическое построение, является заключительным звеном дока з а т ель ­ ности, противоположения, заключения и т. д. Например: «...Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатолия и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночыо. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамоч ­ ками, как называл Бала га. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз был бит ими, не раз напаиван ими шам ­ панским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто за­ зывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безум­ ную езду, по восемнадцать верст в час, любил перекувырнуть извозчика, и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за со­ бой этот дикий крик пьяных голосов: «Пошел! Пошел!», тогда как уж и т ак нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так, ни жив ни мертв, сторонился от него» («Война и мир»), «Как бы он (Пьер.— А. К.) ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из-за границы, кто-ни­ будь ск азал бы ему, что ему ничего не нужно искать и вы­ 126