ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1971

эти раздумья. Часть используемых им ФЕ выполняет изобрази­ тельную функцию: «Я согласился с ним в глубине души своей» (II, 179, Пьер о ма­ соне); «...Но об одном прошу вас — считайте меня своим другом и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому-нибудь, ... вспомните обо мне» (II, 376, Пьер — Наташе Ростовой); «Просить руки ее теперь я не решаюсь...» (Iу 234). Для других ФЕ характерна изобразительно-оценочная роль: «Елена Васильевна, никогда ничего не любившая, кроме сво­ его тела, и одна из самых глупых женщин в мире,— думал Пьер,— представляется людям верхом ума и утонченности, и пе­ ред ней преклоняются» (II, 300); «Все мы исповедуем христиан­ ский закон прощения обид и любви к ближнему — закон, вслед­ ствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека...» (II, 300). Показателен последний фразеологизм, используемый для со­ здания антитезы: благотворительная деятельность (создание в Москве сорока сороков церквей) противопоставляется садистским средневековым законам, дожившим до XIX в.,— живого человека засекли до смерти кнутом. Здесь проявляется гениальность ху­ дожника Толстого, глубоко показавшего противоречия царской России. Редко Пьер прибегает к разговорным фразеологизмам с изобразительно-оценочной функцией; — «Да ведь это так... Вы все к сердцу очень принимаете» (III, 185). Фразеологизм изменен, вместо слова близко (принимать близ­ ко к сердцу) Толстой употребил в нем очень. Княжна Марья Болконская обходительна, тиха, кротка, на­ божна. И фразеология, используемая ею, как нельзя лучше гармо­ нирует с ее характером: — «.Любезный друг,— бывало, окажет, входя в такую минуту, княжна Марья,— Николушке нельзя нынче'гулять...» (II, 161); — «Ну что? — спросил князь Андрей.— Все то же, подожди ради бо­ га» (II, 97);— «Вы их (Ростовых) давно знаете,— сказала княж­ на Марья,— скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее?» (II, 513); «Они (мужики), вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтоб они остались на своих местах, и. сама уеду, бросив их на произвол французов,— думала княжна Марья» (III, 157); «Ах, милый друг> слова нашего божественного спасителя, что легче верблюду прой­ ти в игольное ухо, чем богатому войти в царствие божие,— эти слова страшно справедливы! Я жалею князя Василия и еще бо­ лее Пьера» (I, 118). Как видно из приведенных примеров, и разговорная лексика (предложения 1—3) и книжная (последнее предложение). выпол­ няют в речи Марьи изобразительно-оценочную роль. В четвертом примере Толстой произвел замену, вместо слова судьба употребил 210