ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1971

«обожаемому монарху» и которая делается свидетельницей и уча­ стницей ужасной паники, в которой она неминуемо погибла бы. если бы ее не спас рабочий Емельян. Ономастика рассказа также весьма характерна. Прозвище «Пижон», каким награждает Толстой князя Павла Голицына, уменьшительное имя Рина, кузен Алек. Известно, с каким вни­ манием относился Толстой к подбору собственных имен в своих произведениях. Антитезой звучат имена Емельян, мастеровой Се­ меныч или он же Семеныч Емельян или Емельян Ягоднов и его сожитель Яша, которые являются рабочими папиросной фабрики. В рассказе «Ходынка» дается как бы несколько кадров. Первая картина — беседа отца с дочерью, собирающейся на коронацию, вторая картина — сцена сборов рабочих на народный праздник, далее — трагедийные события Ходынки, многоголосая толпа, па­ ника, смятение, ужас, трупы и, наконец, заключительная сцена. На фоне нейтральной лексики в первой картине выступает иноязычная лексика (галлицизмы): пижон, фрейлина, профиль, кузен, бал, павильон. Они, выполняя номинативную функцию, в то же время окрашивают и авторскую речь, и речь персонажей в определенные тона и являются как бы образами-символами. Например, «царский павильон» возникает в сознании читателя трижды, когда в начале рассказа князь Голицын уговаривает дочь не ходить на коронацию рано утром с дворовыми, а ехать в полдень: «Ты можешь спокойно ехать завтра с тетей Верой прямо в павильон... Да ты, как фрейлина, имеешь право» (стр. 205). Далее мы видим, как Александра Голицына, прибыв на коро­ нацию в отцовской коляске, идет среди народа вместе со своим кузеном и подходит к павильону: «По привычке всегда занимать первые места, они, пройдя по полю между народом, где станови­ лось уже тесно (народу было так много, что, несмотря на ясное утро, над полем стоял густой туман от дыхания народа), они прошли прямо к павильону, но полицейские не пистили их», (стр. 207). Нарастает напряжение, в толпе становится тесно. Над полем стоит густой туман от дыхания народа, затем возникает давка, толкотня, паника, крики и стоны людей и, наконец, Емельян «...увидел женщину в полосатом разорванном платье с растрепан­ ными русыми волосами, в ботинках с пуговицами, она лежала навзничь; ноги в ботинках прямо торчали кверху, одна рука ле­ жала на траве, другая была со сложенными пальцами ниже гру­ дей, лицо было не бледное, а с синевой белое, какое бывает толь­ ко у мертвых. Эта женщина была первая задавлена на смерть и была выкинута сюда за ограду перед царским павильоном» (стр. 209). Под пером Толстого «царский павильон» становится симво­ лом глубокого обобщения, так как каждое слово в художествен­ ном произведении, кроме коммуникативной, несет еще и эстети­ 168