Академик Л.А. Арцимович дал следующее определение науки: (журнал «Новый мир», №1, 1967): «Наука
есть лучший современный способ удовлетворения любопытства отдельных лиц за счет
государства»
Отец кибернетики Норберт Винер славился
чрезвычайной забывчивостью. Когда его семья переехала на новую квартиру, его
жена положила ему в бумажник листок, на котором записала их новый адрес, - она
отлично понимала, что иначе муж не сможет найти дорогу домой. Тем не менее, в
первый же день, когда ему на работе пришла в голову очередная замечательная
идея, он полез в бумажник, достал оттуда листок с адресом, написал на его
обороте несколько формул, понял, что идея неверна и выкинул листок в мусорную
корзину.
Вечером, как ни в чем не бывало, он поехал по своему прежнему адресу. Когда
обнаружилось, что в старом доме уже никто не живет, он в полной растерянности вышел
на улицу... Внезапно его осенило, он подошел к стоявшей неподалеку девочке и
сказал: "Извините, возможно, вы помните меня. Я профессор Винер, и моя
семья недавно переехала отсюда. Вы не могли бы сказать, куда именно?"
Девочка выслушала его очень внимательно и ответила: "Да, папа, мама так и
думала, что ты это забудешь".
В конспекте лекций по электродинамике, прочитанных в МГУ А.А. Власовым, была
такая фраза: «Целью настоящего курса является углубление и развитие трудностей,
лежащих в основе современной теории...»
Теоретики, как физики, так и астрономы,
обычно очень довольны своим выбором - заниматься теоретическими вопросами в
некоторых отношениях легче и более эффективно, чем наблюдать и измерять. ...
Имеется немало случаев, когда теория уходит далеко вперёд, предвосхищает
наблюдения.
(из статьи Гинзбурга В.Л. "Пульсары
(теоретические представления)", журнал "Успехи физических наук",
1971, Том 103, вып. 3, с. 393.)
Нильс Бор блестяще излагал свои мысли,
когда бывал один на один с собеседником, а вот выступления его перед большой
аудиторией часто бывали неудачны, порой даже малопонятны. Его брат Харальд,
известный математик, был блестящим лектором. «Причина простая, – говорил
Харальд, – я всегда объясняю то, о чем говорил и раньше, а Нильс всегда объясняет
то, о чем будет говорить позже».
Нильс Борн в свое время выбрал
астрономию в качестве устного экзамена на докторскую степень. Когда он пришел
на экзамен к известному астроному-физику Шварцшильду, тот его спросил:
– Что вы делаете, когда видите падающую звезду? Борн, понимавший,
что на это надо отвечать так: «Я бы посмотрел на часы, заметил время, определил
созвездие, из которого она появилась, направление движения, длину светящейся
траектории и затем вычислил бы приблизительную траекторию» не удержался и
ответил:
– Загадываю желание.
Нильс Бор никогда не критиковал резко
докладчиков, вежливость его формулировок была всем известна. Один из физиков
после выступления на семинаре был ужасно расстроен. Приятель спросил его о причине.
«Беда, – ответил тот, – профессор Бор сказал, что "это очень
интересно"». Любимым предисловием Бора ко всякому замечанию было «I don't
mean to critisize», т.е. «я не собираюсь критиковать...». Даже прочтя никуда не
годную работу, он восклицал: «Я не собираюсь критиковать, я просто не могу
понять, как может человек написать такую чепуху!».
Однажды во время обучения в Геттингене Нильс Бор плохо подготовился к
коллоквиуму, и его выступление оказалось слабым. Бор, однако, не пал духом и в
заключение с улыбкой сказал:
– Я выслушал здесь столько плохих выступлении, что прошу
рассматривать мое нынешнее как месть.
Нильс Бор с женой и молодым
голландским физиком Казимиром Хендриком возвращались поздним вечером из гостей.
Казимир был завзятым альпинистом и с увлечением рассказывал о скалолазании, а
затем предложил продемонстрировать свое мастерство, избрав для этого стену
дома, мимо которого вся компания в тот момент проходила. Когда он, цепляясь за
выступы стены, поднялся уже выше второго этажа, за ним, раззадорившись,
двинулся и Нильс Бор. Маргарита Бор с тревогой наблюдала за ними снизу. В это
время послышались свистки, и к дому подбежало несколько полицейских. Здание
оказалось отделением банка.
Посетив Геттинген, Нильс Бор пригласил двадцатипятилетнего Гейзенберга на работу в Копенгаген.
На следующий день во время обеда в честь Бора к нему подошли два полицейских и,
предъявив обвинение «в похищении несовершеннолетних», арестовали его. Это были
переодетые студенты университета.
Нильс Бор любил ходить в кино, причем
из всех жанров признавал только один – ковбойские вестерны. Когда Бор по
вечерам начинал жаловаться на усталость и рассеянность и говорил, что «надо
что-то предпринять», все его ученики знали, что лучший способ развлечь
профессора – сводить его на что-нибудь вроде «Одинокого всадника» или «Схватки
в заброшенном ранчо». После одного из таких просмотров, когда по дороге домой
все подсмеивались над непременной и избитой ситуацией – герой всегда хватается
за револьвер последним, но успевает выстрелить первым, – Бор неожиданно стал
утверждать, что так на самом деле и должно быть. Он развил теорию, согласно
которой злодей, собирающийся напасть первым, должен сознательно выбрать момент,
когда начать движение, и это замедляет его действия, тогда как реакция героя –
акт чисто рефлекторный, и потому он действует быстрее. С Бором никто не
соглашался, разгорелся спор. Чтобы разрешить его, послали в лавку за парой
игрушечных ковбойских револьверов. В последовавшей серии «дуэлей» Бор, выступая
в роли положительного героя, «перестрелял» всех своих молодых соперников!
Трудно себе представить, что привлекало Бора в этих картинах. «Я
вполне могу допустить, – говорил он, – что хорошенькая героиня, спасаясь
бегством, может оказаться на извилистой и опаской горной тропе. Менее вероятно,
но все же возможно, что мост над пропастью рухнет как раз в тот момент, когда
она на него ступит. Исключительно маловероятно, что в последний момент она
схватится за былинку и повиснет над пропастью, но даже с такой возможностью я могу
согласиться. Совсем уж трудно, но все-таки можно поверить в то, что красавец
ковбой как раз в это время будет проезжать мимо и выручит несчастную. Но чтобы
в этот момент тут же оказался оператор с камерой, готовый заснять все эти
волнующие события на пленку, – уж этому, увольте, я не поверю!»
Когда Нильс Бор выступал в физическом институте Академии Наук СССР, то на вопрос
о том, как удалось ему создать первоклассную школу физиков, он ответил:
«По-видимому, потому, что я никогда не стеснялся признаваться своим ученикам,
что я дурак...»
Переводивший речь Нильса Бора Е.М. Лифшиц донес эту фразу до
аудитории в таком виде: «По-видимому потому, что я никогда не стеснялся заявить
своим ученикам, что они дураки...»
Эта фраза вызвала оживление в аудитории, тогда Е.М. Лифшиц,
переспросив Бора, поправился и извинился за случайную оговорку. Однако сидевший
в зале П.Л. Капица глубокомысленно заметил, что это не случайная оговорка.
Она фактически выражаем принципиальное различие между школами Бора и Ландау, к
которой принадлежит и Е.М. Лифшиц.
Среди континуума дурацких теорий
обязательно найдутся такие, предсказания которых совпадают с экспериментом.
Над дверью своего деревенского дома Нильс Бор прибил подкову, которая,
согласно поверию, должна приносить счастье. Увидев подкову, один из посетителей
воскликнул: «Неужели такой великий ученый, как вы, может действительно верить,
что подкова над дверью приносит удачу?» – «Нет, – ответил Бор, – конечно, я не
верю. Это предрассудок. Но, вы знаете, говорят, она приносит удачу даже тем,
кто в это не верит».
Как ни странно, Александр Белл (1847-1922),
получивший патент на первый телефон, не испытывал любви к своему детищу и
наотрез отказывался пользоваться им. Столь компрометирующее новинку
обстоятельство, разумеется, хранилось в строжайшей тайне телефонными
компаниями, но незадолго до смерти изобретатель в речи, произнесенной в Майами,
сам признался в этом. Рассказывая о своём творчестве, он привёл такое образное
сравнение: когда выкристаллизовывается очередная идея, его ум напоминает
идеально гладкую водную поверхность и внезапно раздающийся телефонный звонок
грубо нарушает этот тонкий, скрытно протекающий процесс, будто брошенный
кирпич. "Я не могу позволить себе роскошь то и дело прерывать ход своих
размышлений, - пояснил Белл. - Если уж я думаю, то не желаю, чтобы меня
беспокоили по какой бы то ни было причине. Сообщения могут и подождать, а вот
идеи - никогда!"
Древние ученые
считали, что магнит возвращает молодость, красоту и здоровье (современные
ученые, похоже, считают также). Уильям Гильберт доказал, что
прием толченого магнитного камня внутрь «вызывает мучительные боли во
внутренностях, чесотку рта и языка, ослабление и сухотку членов». Однако за его
исследования ему платили деньги, поэтому тут же он говорит, что магнит
«возвращает красоту и здоровье девушкам. страдающим бледностью и дурным цветом
лица, так как он сильно сушит и стягивает, не причиняя вреда». Вот и верь после
этого ученым!
Интересный пример того, как можно использовать слова для количественного
описания результатов измерений, был приведен профессором Чикагского
университета Гейлом.
Профессор работал в лаборатории с одним своим студентом, и они не
знали, под каким напряжением – 110 или 220 вольт – находились клеммы, к которым
они должны были подключить аппаратуру. Студент собрался сбегать за вольтметром,
но профессор посоветовал ему определить напряжение на ощупь. – Но ведь меня
просто дернет, и все, – возразил студент. – Да, но если тут 110 вольт, то вы
отскочите и воскликнете просто: «О, черт!», а если 220, то выражение будет
покрепче.
Когда об этой истории я рассказал студентам, один из них заметил:
«Сегодня утром я встретил одного малого, так он, наверное, как раз перед этим подключился к напряжению 440!»
Давида Гильберта (1862...1943)
спросили об одном из его бывших учеников.
– Ах, этот-то? – вспомнил Гильберт. – Он стал поэтом. Для
математики у него было слишком мало воображения.
На одной из своих лекций Давид
Гильберт сказал:
– Каждый человек имеет некоторый определенный горизонт. Когда он
сужается и становится бесконечно малым, он превращается в точку. Тогда человек
говорит: «Это моя точка зрения».
Поль Дирак любил потеоретизировать на
самые различные темы. Однажды он высказал предположение, что существует
оптимальное расстояние, на котором женское лицо выглядит привлекательнее всего;
поскольку в двух предельных случаях – на нулевом и бесконечном расстоянии –
«привлекательность обращается в нуль» (ничего не видно), то между этими
пределами, естественно, должен существовать максимум.
Поль Дирак любил выражаться точно и
требовал точности от других. Однажды на семинаре в конце длинного вывода
докладчик обнаружил, что знак в окончательном выражении у него не тот. «Я в
каком-то месте перепутал знак», – сказал он, всматриваясь в написанное. «Вы
хотите сказать – в нечетном числе мест», – поправил с места Дирак.
В другой раз Дирак сам был докладчиком. Окончив сообщение, он
обратился к аудитории: «Вопросы есть?». – «Я не понимаю, как вы получили это
выражение», – спросил один из присутствующих. «Это утверждение, а не вопрос, –
ответил Дирак. – Вопросы есть?»
Генри Кавендиш, один из
величайших физиков-экспериментаторов своего времени, вел очень уединенный и
замкнутый образ жизни. У него совершенно не было друзей, женщин же он панически
боялся и со своей прислугой женского пола не вступал ни в какие разговоры, а
оставлял на столе записки с поручениями.
После его смерти остался миллион фунтов в банке и двадцать пачек
рукописей с описанием проведенных им уникальных исследований, которые он при
жизни считал ненужным публиковать.
Многие указывали, что процесс превращения гипотезы в научное
открытие очень хорошо иллюстрируется на примере открытия Америки Колумбом. Колумб был одержим идеей,
что Земля круглая, и что можно достичь Восточной Индии, плывя на Запад.
Обратите внимание на следующее:
а) идея никоим образом не была оригинальной, но он получил новую
информацию;
б) он встретился с огромными трудностями как в поиске лиц, которые
могли бы его субсидировать, так и непосредственно в процессе проведения
эксперимента;
в) он не нашел нового пути в Индию, но зато нашел новую часть
света;
г) несмотря на все доказательства противного, он все же верил, что
открыл дорогу на Восток;
д) при жизни он не дождался ни особого почета, ни существенного вознаграждения;
е) с тех пор были найдены неопровержимые доказательства, что
Колумб был не первым европейцем, достигшим Америки.
Известный американский физик Артур
Комптон был очень энергичным, прекрасно физически
развитым человеком, отличным теннисистом. Однажды обстоятельства сложились так,
что о нем пошла молва как о геркулесе.
Комптон занимался исследованием космических лучей. Ему
потребовалось измерить интенсивность космического излучения на разных широтах,
к он переезжал со своей аппаратурой из одного американского города в другой,
все ближе и ближе к экватору, пока не добрался до Мехико – мексиканской
столицы. Ящики с аппаратурой выгрузили на перроне; на вид они были все
одинаковые, хотя в двух ящиках находились полые сферические корпуса
электромоторов, а остальные были нагружены свинцовыми кирпичами. Носильщики
заломили огромную сумму за переноску этих тяжестей. Тогда Комптон, подхватив
два ящика с корпусами, бодро зашагал по перрону; пристыженные носильщики, с
трудом поднимая вдвоем один ящик с кирпичами, поплелись за ним следом.
История попала в газеты и наделала шуму. Но на этом дело не
кончилось. Для проведения измерений необходимо было изолировать аппаратуру от
каких бы то ни было источников электрических помех (которыми так богат каждый
большой город), но в то же время нужен был источник электроэнергии. Комптон
заранее договорился с настоятелем одного из удаленных от столицы монастырей,
очень подходившего для экспериментов, и где к тому же имелось электричество.
Это был один из тех бурных периодов мексиканской истории, когда отношения между
церковью и правительством оставляли, желать лучшего. Полиция контролировала
дороги, ведущие к монастырям, не без основания считая, что ими захотят
воспользоваться бунтовщики. Комптона остановил патруль, а после осмотра багажа,
который состоял из «двух круглых черных бомб» и огромного количества свинца (а
каждому известно, что свинец годится только для литья пуль), он был арестован.
Когда недоразумение выяснилось, намеченные исследования были выполнены и
измеренная интенсивность космических лучей на территории монастыря полностью
совпала с предсказаниями теории Комптона.
Гансу Ландольту
принадлежит шутка: «Физики работают хорошими методами с плохими веществами,
химики – плохими методами с хорошими веществами, а физхимики – плохими методами
и с плохими веществами».
"То, что Фок может решить с помощью интегральных уравнений, я
могу решить с помощью дифференциальных, (подумав) хотя Френкель - с помощью
алгебраических уравнений".
приписывается Ландау Л.
Получает Лев Давыдович
Ландау зарплату и, как водится, не отходя от кассы, тщательно ее
пересчитывает. Кто-то из стоящих рядом замечает:
- Дау, вы ведь сами говорили, что все величины
в физике имеют смысл только с точностью до порядка.
- Деньги стоят в показателе экспоненты, - отвечает Ландау.
Науки делятся на естественные,
неестественные и противоестественные.
Ландау Л.Д.
Академик М.А. Леонтович сформулировал «Закон становления с головы на ноги». Суть его
состоит в том многократно наблюдаемом явлении, что те авторы, перу которых
принадлежат иногда нелепейшие статьи, обычно дают глубоко обоснованные и
глубоко продуманные, умные критические рецензии на статьи других авторов.
В своем выступлении на конференции по ускорителям (октябрь
1968 г., Москва) академик М.А. Марков привел слова Жолио-Кюри: «Чем дальше эксперимент от
теории, тем ближе он к Нобелевской премии».
Американский
физик Роберт Милликен был известен своей словоохотливостью.
Подшучивая над ним, его сотрудники предложили ввести новую единицу — «кен» для
измерения разговорчивости. Ее тысячная часть, то есть милликен, должна была
превышать разговорчивость среднего человека.
Автор третьего начала термодинамики Вальтер Нернст в часы
досуга разводил карпов. Однажды кто-то глубокомысленно заметил:
– Странный выбор. Кур разводить и то интересней.
Нернст невозмутимо ответил:
– Я развожу таких животных, которые находятся в термодинамическом
равновесии с окружающей средой. Разводить теплокровных – это значит обогревать
на свои деньги мировое пространство.
На столе у Вальтера Нернста стояла пробирка с органическим соединением дифенилметаном,
температура плавления которого 26°С. Если в 11 утра препарат таял, Нернст вздыхал:
– Против природы не попрешь!
И уводил студентов заниматься греблей и плаванием.
Исаак Ньютон очень не
любил отвлекаться от своих занятий, особенно по бытовым мелочам. Чтобы
выпускать и впускать свою кошку, не подходя к двери, он прорезал в ней специальную
дыру. Когда у кошки появились котята, то он проделал в двери для каждого
котенка по дополнительному меньшему отверстию.
О физика, спаси меня от метафизики!
Ньютон И.
Все основные открытия Исаака
Ньютона (а их немало) были сделаны в
течение 18 месяцев, во время вынужденных «чумных каникул», когда Лондонский
университет, где учился молодой Ньютон, был закрыт из-за эпидемии, а сам он
переехал на время в деревню. Однако публикация этих работ до их окончательной
проверки и уточнения задержалась на 20...40 лет (пример, которому вряд ли
следует хоть один из современных ученых).
Один из основоположников квантовой теории Макс Планк в молодости пришел к
70-летнему профессору Филиппу Жолли и сказал ему, что решил заниматься
теоретической физикой.
– Молодой человек, – ответил маститый ученый, – зачем вы хотите
испортить себе жизнь, ведь теоретическая физика уже в основном закончена...
Стоит ли браться за такое бесперспективное дело?!
Вольфганг Паули был
стопроцентным теоретиком. Его неспособность обращаться с любым
экспериментальным оборудованием вошла у друзей в поговорку. Утверждали даже,
что ему достаточно просто войти в лабораторию, чтобы в ней что-нибудь сразу же
переставало работать. Это мистическое явление окрестили «эффектом Паули» (в
отличие от знаменитого «принципа Паули» в квантовой теории). Из документально
зарегистрированных проявлений эффекта Паули самым поразительным, несомненно,
является следующий. Однажды в лаборатории Джеймса Франка в Геттингене произошел
настоящий взрыв, разрушивший дорогую установку. Время этого ЧП было точно
зафиксировано. Как потом оказалось, взрыв произошел именно в тот момент, когда
поезд, в котором Паули следовал из Цюриха в Копенгаген, остановился на 8 минут
в Геттингене.
Эрнест Резерфорд говорил,
что все науки можно разделить на две группы – на физику и коллекционирование
марок.
Эрнст Резерфорд
пользовался следующим критерием при выборе своих сотрудников. Когда к нему
приходили в первый раз, Резерфорд давал задание. Если после этого новый
сотрудник спрашивал, что делать дальше, его увольняли.
Однажды вечером Эрнест
Резерфорд зашел в лабораторию. Хотя время
было позднее, в лаборатории склонился над приборами один из его многочисленных
учеников.
– Что вы делаете так поздно? – спросил Резерфорд.
– Работаю, – последовал ответ.
– А что вы делаете днем?
– Работаю, разумеется, – отвечал ученик.
– И рано утром тоже работаете?
– Да, профессор, и утром работаю, – подтвердил ученик, рассчитывая
на похвалу из уст знаменитого ученого.
Резерфорд помрачнел и раздраженно спросил:
– Послушайте, а когда же вы думаете?
Есть одна наука - физика. Все остальное
- коллекционирование марок. (All
science is either physics or stamp collection).
Резерфорд Э.
Эрнст Резерфорд
демонстрировал слушателям распад радия. Экран то светился, то темнел.
– Теперь вы видите, – сказал Резерфорд, – что ничего не видно. А
почему ничего не видно, вы сейчас увидите.
Известный физик Лео
Сцилард читал свой первый доклад на
английском языке. После доклада к нему подошел физик Джексон и спросил:
– Послушайте, Сцилард, на каком, собственно, языке вы делали
доклад?
Сцилард смутился, но тут же нашелся и ответил:
– Разумеется, на венгерском, разве вы этого не поняли?
– Конечно, понял. Но зачем же вы натолкали в него столько
английских слов? – отпарировал Джексон.
Уильям Томсон (лорд
Кельвин) однажды вынужден был отменить свою лекцию и написал на доске:
«Professor Tomson will not meet his classes today» (Профессор Томсон не сможет
встретиться сегодня со своими учениками). Студенты решили подшутить над
профессором и стерли букву «с» в слове «classes». На следующий день, увидев
надпись, Томсон не растерялся, а, стерев еще одну букву в том же слове, молча
ушел.
Classes – классы, lasses – любовницы, asses – ослы.
Женщины-математики пьют до
бесконечности,
Женщины-химики пьют до потери реакции,
Женщины-медики пьют до потери пульса.
Так давайте выпьем за женщин физиков,
Которые пьют до потери сопротивления!
Великий физик Гиббс
Джозайя Уиллард был очень замкнутым
человеком и обычно молчал на заседаниях ученого совета университета, в котором
он преподавал. Но на одном из заседаний, когда решался вопрос о том, чему
уделять в новых учебных программах больше места – математике или иностранным
языкам, он не выдержал и произнес речь: «Математика – это язык!» – сказал он.
Энрико Ферми был
членом Итальянской академии наук. Заседания ее проходили во дворце и
обставлялись всегда чрезвычайно пышно.
Опаздывая на одно из заседаний, Ферми подъехал ко дворцу на своем
маленьком «фиате». Выглядел он совсем не по-профессорски, имел довольно
затрапезный вид, был без положенной мантии и треуголки. Ферми решил все же
попытаться проникнуть во дворец. Преградившим ему путь карабинерам он
отрекомендовался как «шофер Его Превосходительства профессора Ферми». Все
обошлось благополучно.
Истина всегда оказывается проще, чем
можно было предположить.
Фейнман Р.
Американский физик немецкого происхождения Джеймс Франк (родился
в 1882 году, лауреат Нобелевской премии 1925 года) рассказал однажды:
– Приснился мне на днях покойный Карл Рунге (Рунге Карл
(1856...1927) – немецкий математик), я его и спрашиваю: «Как у вас на том
свете? Наверное, все физические законы известны?» – А он говорит: «Здесь дают
право выбора: можешь знать либо все, либо то же, что и на Земле. Я выбрал
второе, а то уж очень скучно было бы».
На физическом факультете Университета в Милане один из советских
физиков обнаружил на стене следующий своеобразный «документ»:
Население Италии |
52 000 000 |
В том числе: Старше 65 лет |
11 760 000 |
Остается для трудовой деятельности |
40 250 000 |
Моложе 18 лет |
141 20 000 |
Остается для трудовой деятельности |
26 130 000 |
Неработающие женщины |
17 315 000 |
Остается для трудовой деятельности |
8 815 000 |
Студенты университетов |
275 000 |
Остается для трудовой деятельности |
8 540 000 |
Служащие различных учреждений |
3 830 000 |
Остается для трудовой деятельности |
4 710 000 |
Безработные, деятели политических
партий и профсоюзов |
1 380 000 |
Остается для трудовой деятельности |
3 330 000 |
Военные |
780 000 |
Остается для трудовой деятельности |
2 550 000 |
Больные, сумасшедшие, бродяги,
продавцы телевизоров, завсегдатаи ипподромов и казино |
1 310 000 |
Остается для трудовой деятельности |
1 240 000 |
Неграмотные, артисты, судьи и т.д. |
880 000 |
Остается для трудовой деятельности |
360 000 |
Отшельники, философы, фаталисты,
жулики и т.д. |
240 000 |
Остается для трудовой деятельности |
120 000 |
Министры, депутаты, сенаторы,
заключенные |
119 998 |
Остается для трудовой деятельности |
2 |
Кто эти двое? Я и Вы. Пусть эта трагическая действительность
послужит для нас сигналом тревоги, вызовом нашему мужеству, источником новой
энергии. Мы должны работать с максимальным напряжением сил, особенно Вы, потому
что Я устал, выполняя свой долг перед страной в одиночку.
На экзамене по физике профессор пишет уравнение
Ε = ħν
и спрашивает студента:
– Что такое ν?
– Постоянная планки!
– А ħ?
– Высота этой планки!
Однажды на физическом практикуме МГУ была задана такая задача:
разобрать принципиальную схему осциллографа и измерить его чувствительность.
Через 40 минут прибегает один студент и виновато сообщает, что дела идут
успешно, но вот трубка никак не вытаскивается... Когда руководитель занятий в
предчувствии беды прибежал в лабораторию, то увидел груду панелей,
сопротивлений и ламп... Студент, правда, оказался добросовестным и два дня
собирал осциллограф, но он так и не заработал...
Среди физиков бытует следующее определение термодинамики:
«Термодинамика – палка о трех началах».
На Ереванской конференции 1967 г. по нелинейным оптическим
эффектам в конденсированных средах один из американских делегатов обратился к
советскому физику В.М. Фаину.
– How are you? (Как поживаете?) Тот ответил немедленно.
– I am Just Fine (игра слов: по англ. fine – значит хорошо
(отлично).
Рассказывают, что Лев Ландау не выносил,
когда его и его коллег называли "учёными". "Учёными, - говорил
он, - бывают собачки, да и то после того, как их научат. А мы - научные
работники."
Известный физик Пауль Эренфест обучил своего цейлонского попугая произносить фразу: «Aber, meine
Herren, das ist keine Physik» «Но, господа, ведь это не физика» (нем.). Этого
попугая он предлагал в качестве председателя в дискуссиях о новой квантовой
механике в Геттингене.
Альберт Эйнштейн любил
фильмы Чарли Чаплина и относился с большой симпатией к созданному им герою.
Однажды он написал в письме к Чаплину: «Ваш фильм «Золотая лихорадка» понятен
всем в мире, и Вы непременно станете великим человеком. Эйнштейн»
На это Чаплин ответил так: «Я Вами восхищаюсь еще больше. Вашу
теорию относительности никто в мире не понимает, а Вы все-таки стали великим
человеком. Чаплин».
Одна знакомая просила Альберта
Эйнштейна позвонить ей по телефону, но
предупредила, что номер очень трудно запомнить: 24361.
– И чего же тут трудного? – удивился Эйнштейн. – Две дюжины и 19 в
квадрате.
В начале научной карьеры Альберта
Эйнштейна один журналист спросил госпожу
Эйнштейн, что она думает о своем муже.
– Мой муж гений! – сказала госпожа Эйнштейн. – Он умеет делать
абсолютно все, кроме денег.
Однажды Альберт Эйнштейн был приглашен к Склодовской-Кюри. Сидя у нее в гостиной, он
заметил, что два кресла около него пустуют – никто не смел в них сесть.
– Сядьте около меня, – смеясь сказал Эйнштейн, обращаясь к Жолио.
– А то мне кажется, что я в Прусской академии наук.
Альберт Эйнштейн был в
гостях у своих знакомых. Начался дождь. Когда Эйнштейн собрался уходить, ему
предложили взять шляпу.
– Зачем? – сказал Эйнштейн. – Я знал, что будет дождь, и именно
поэтому не надел шляпу. Ведь она сохнет дольше, чем мои волосы. Это же
очевидно.
– Никак не могу найти себе помощника, – пожаловался однажды Томас Эдисон Альберту Эйнштейну. – Каждый день заходят молодые люди, но ни один не подходит.
– А как вы определяете их пригодность? – поинтересовался Эйнштейн.
Эдисон показал ему листок с вопросами.
– Кто на них ответит, тот и станет моим помощником. «Сколько миль
от Нью-Йорка до Чикаго?» – прочел Эйнштейн и ответил: «Нужно заглянуть в
железнодорожный справочник». «Из чего делают нержавеющую сталь?» – «Об этом
можно узнать в справочнике по металловедению...». Пробежав глазами остальные
вопросы, Эйнштейн сказал:
– Не дожидаясь отказа, свою кандидатуру снимаю сам.
Мы постулируем
как интуитивно очевидное, что все физики рождены равными в первом приближении и
наделены их создателем отдельными дополнительными привилегиями, такими как
среднее время жизни, N степеней свободы и следующие права, которые инвариантны
относительно линейных преобразований.
1. Сводить все
проблемы к идеальному случаю.
2. Использовать
вычисления с точностью до порядка, где это кажется уместным, то есть везде, где
это помогает выйти из положения.
3. Использовать
строгую среднепотолочную оценку для решения задач более сложных, чем сложение
положительных целых чисел.
4. Применять
принцип неопределенности при столкновениях с математиками, химиками,
инженерами, психологами, сценаристами и другими низшими учеными.
5. Для разъяснения
принципа неопределенности использовать насмешливый тон, который и в других
случаях уместен при общении с физически наивными математиками.
6. Изобретать воображаемые
силы, чтобы запудрить мозги публике.
7. Обосновывать
шаткие доводы тем, что из них следует правильный вывод.
8. Использовать
правдоподобные аргументы вместо доказательства, а потом ссылаться на них, как
на доказательства.
"The Physicists Bill of Rights".
Помните
правило: отрицательный результат - это тоже результат, а отрицательный электрод
– это тоже электрод.