Гуманитарные ведомости. Вып. 2(54) 2025 г

108 Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (54), июль 2025 г. повторил он <…> худое лицо его было невозмутимо; Серые глаза смотрели спокойно. Ни одна жилка в нем не дрогнула» [4, с. 37]. Второй отказ и вместо адекватной реакции ‒ следующее: «Но в Бартлби было что-то, что не только меня обезоруживало, но странным образом смущало и трогало» [4, с. 39]. Еще в одном эпизоде звучит «его замогильно-беспечный тон в сочетании с твердостью и полным самообладанием» ‒ и это в условиях, когда хозяин узнает о том, что странный писец устроил себе квартиру в его конторе! [4, с. 46]. Никуда не ходит, ничего не читает и питается только имбирными пряниками. Бартлби был в стране от яркого признака жизни и «тягостная, щемящая печаль» охватила хозяина, испытавшего религиозное чувство братства, единства человечества. Заметим, в скобках, как перекликается оно с цитатой из Дж. Додда, воспроизведенной в знаменитом романе Э. Хемингуэя. И снова тень смерти в связи с мыслями о Бартлби: «Мне виделось изможденное тело переписчика, окутанное холодным саваном, лежащее среди чужих, равнодушных людей» [4, с. 48]. В общем виде, следует заметить, что характер Бартлби дан почти статично: все, что мы о нем знаем, все наши суждения, умозаключения строятся на основании анализа бурного потока эмоций и действий, теоретических выкладок и практических шагов, которые предпринимает хозяин юридической конторы: его характер дан в динамике эмоций, в их глубине, столкновениях, доходящих до моральных коллизий, до отчаяния, вызванного, в частности, непременным желанием оставаться человеком ‒ гуманным и справедливым, ‒ по отношению к такому феномену как Бартлби. Рассказчик ставит свой диагноз Бартлби ‒ душевная болезнь на фоне страшного одиночества, какого-то несчастья и, возможно, влияния службы в отделе невостребованных писем (по слухам). «Невостребованные письма! Разве это не те же мертвецы? <...> В этих письмах ‒ прощение для тех, кто умер, во всем изверившись; надежда для тех, кто умер в отчаянии; добрые вести для тех, кто умер, задохнувшись под гнетом несчастий. Посланцы жизни, эти письма гибнут в огне» [4, с. 73]. И вот, такой впечатлительный человек, как Бартлби, должен был просматривать эти памятники человеческих чувств перед тем, как их уничтожали. А сжигали их, комментирует рассказчик, возами. «О Бартлби! О люди!» ‒ многозначительный возглас. Интерпретационные возможности «Писца Бартлби», прямо скажем ‒ неисчерпаемы. Скорее всего, перед нами ‒ литературно-философский феномен, уподобить который ‒ в плане возможных комментариев к нему ‒ можно некоторым диалогам Платона. Экзегетическая мощь текста потрясающая, ‒ без всякого преувеличения, и потому мы отказались от собственно лингвистического анализа подлинника, ограничившись переводом, который в любом случае превышает наши собственные возможности подобного плана. Итак, повторяем, перспектива открыта не на один десяток лет, а может быть и