Гуманитарные ведомости. Вып. 2(54) 2025 г

106 Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (54), июль 2025 г. было, и данное действие, будь оно произведено хозяином конторы, оценивалась им таким образом: это действие было бы равноценно изгнанию «гипсового бюста Цицерона» [4, с. 38]. Спешные дела затушевали необычность инцидента: человек отказался выполнять свои прямые обязанности. Выделим из вышеприведенной цитаты оборот: «что-то по-человечески понятное», поскольку тут обозначен определенный трансцендентный рубеж понимания, столкновения с Другим, Иным, если выразиться несколько метафорически. Итак, за суетой-сует вопрос «Как же мне поступить?» остался без ответа. Но время нового случая не замедлило наступить, и здесь уже более глубокая реакция: «Горестное недоумение овладело мною <...> Ничто так не ожесточает уважающего себя человека, как пассивное сопротивление» [4, с. 40-41]. А далее следует блестяще психологически обоснованный расклад: «Однако, если тот, кому оказывают такое сопротивление, не лишен гуманности, а сопротивляющийся ‒ личность вполне безобидная, то первый, сколько хватит у него терпения, будет милосердно пытаться силою воображения представить себе то, чего он не сможет постичь рассудком. Именно так я обычно и подходил к Бартлби» [4, с. 41]. И вот какими чертами наградил своего упрямого писца хозяин конторы: он просто «бедняга», лишенный коварства: дерзость отрицания в нем «непреднамеренная», он «чудит», но делает это помимо каких-либо особых соображений, без «задней мысли» [4, с. 41]. Хозяин убеждает себя, что Бартлби ему «полезен», что он научился ладить с ним и что потворство его упрямству не составляет чего-то существенного. Если его все же выгнать, то другой хозяин, более грубый в обращении, может обречь строптивого писца на голодную смерть. Убеждая себя в необходимости терпения по отношению к Бартлби, хозяин надеется на то, что у него «будет чем при случае успокоить свою совесть» [4, с. 42]. Однако рассказчик чистосердечно признается в том, что пассивное сопротивление Бартлби, случалось, выводило его из себя и он готов был специально спровоцировать, «раззадорить» писца на ответную гневную, то есть по-человечески понятную, реакцию. Иными словами, терпение гуманного хозяина доходило до своих границ и коллапсировало: «до смерти хотелось еще раз встретить отпор [4, с. 43], то есть до стадии психологических инверсий в виде провокации. Казалось бы ‒ взрыв, катастрофа неминуемы... Казалось, исчезла гуманность, лично присущая хозяину конторы, все то, что покоилась на его, так сказать, «гражданской» нравственности, рассудочно-разумной прагматичной (в плане использования людей как работников). Отказываясь исполнять свои непосредственные обязанности, клерк Бартлби стал «жерновом» на шее своего хозяина. Более того, этот чудной писец сделал контору своим жилищем, что говорило о крайней степени его одиночества и нищете. Пришлось принимать решение избавиться от Бартлби, но это оказалось почти невыполнимой задачей, связанной с душевными муками