Гуманитарные ведомости. Вып. 2(54) 2025 г

104 Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (54), июль 2025 г. подобно пушкинскому Германну, связанный с тайной пиковой дамы или мистикой диккенсовского Эдвина Друда. Особый интерес представляет для нас религиозно-этический план текста. Мы отмечаем факты, свидетельствующие о том, что в процессе взаимодействия с Бартлби, а вернее – попыток диалога, когда возможна хоть какая-то договоренность, автор подчеркивает неприменимость и исчерпанность обычных средств воздействия на личность человека «тихого бунта». Перед позицией даже почти «институционального» гражданского неповиновения падает привычная репрессивная и регулятивная схема. Безусловно важен и контраст, на фоне которого разворачивается дальнейшая линия повествования. Напомним, что Бартбли пришел наниматься на работу добровольно, по объявлению, то есть заставила его, возможно, крайняя нужда. Во всяком случае «Сначала Бартлби писал невероятно много. Он, казалось, изголодался по переписке и буквально пожирал мои бумаги, не давая себе времени их переваривать, работал без передышки, и при дневном свете, и при свечах. Усердие его радовало бы меня еще больше, будь он повеселее, но он писал молча, безучастно, как машина» [4, с. 36]. Заметим, что образы рассказчика – хозяина конторы ‒ и образ Бартлби развиваются параллельно, и, если о Бартлби мы узнаем все больше детальной информации, концентрирующийся в основном вокруг одного факта его тихого бунта, неповиновения, то характер рассказчика проступает все более отчетливо в динамичной сложности возникающих проблем, при решении которых на первое место так или иначе выходит нравственная тематика. Некоторые сцены с Бартлби напоминают нам поведение Спасителя в его диалогах с первосвященником или Пилатом, но, конечно, весьма отдаленно. И все же от этой неброской аллюзивности нельзя отказываться, ибо здесь реет дух (вернее ‒ попытка) христианского отношения к человеку. Пассивный противленец (или активный непротивленец) Бартлби не вписывается в норму привычного, усредненного поведения, чтобы «все было как у людей». Расхожие варианты реагирования на «бунт» писца в тексте даны прямо и прозрачно, «по- житейски»: 1) «с позором выставил [бы] вон» [4, с. 39] ‒ первая реакция хозяина конторы; 2) «вышвырнул бы его к черту» ‒ Кусачка; 3) «он маленько рехнулся» ‒ Имбирный пряник; 4) «поставлю ему фонарь под глазом» ‒ Индюк. За этим рядом вариантов мы попытаемся выстроить альтернативный ряд, источником которого служат самопризнания рассказчика, человека, регулярно посещающего церковь и имеющего вовсе не уолл-стритовскую совесть. Что же мы тут обнаруживаем? «Из всех путей в жизни предпочтительнее самый спокойный» [4, с. 27]; характеристика юриста со стороны: «первое великое достоинство ‒ осмотрительность, а второе ‒ методичность» [4, с. 27]; занимал должность «члена совестного суда» [4, с. 27]; знаток людей, тонкий психолог-практик; рассудительный и разумный человек; он уважает себя [4, с. 41]. В то же время хозяин юридической конторы