Вестник ТГПУ им Л.Н. Толстого №1 2004

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ № 1,2004 В определении первичности «харак­ тера» или «среды» противоречива позиция Ф. Мориака («романы-вехи» французского классика: «Тереза Дескейру» (1927), «Клу­ бок змей» (1932), «Дороги в никуда» (1939), «Фарисейка» (1941), «Подросток былых времен» (1969) - на русский язык переведены. - В. К). С одной стороны, пи­ сатель заявляет: «В том-то и состоит драма романистов нового поколения, что они по­ няли: описание характеров по моделям классического романа не имеет ничего об­ щего с жизнью. Даже самые великие - Толстой, Достоевский, Пруст - сумели лишь подойти к изображению человече­ ской судьбы, этой живой ткани, где пере­ крещиваются миллионы нитей, но она так и не далась им в руки. Однажды поняв, что это именно он призван воссоздать, рома­ нист либо, станет без веры и иллюзий, сле­ дуя привычным формулам, писать всякие незначительные истории, либо, искушае­ мый поисками Джойса или Вирджинии Вулф, постарается разработать прием (на­ пример, внутренний монолог), позволяю­ щий выразить тот огромный, запутанный, вечно меняющийся и никогда не бываю­ щий неподвижным мир, каким является сознание всего лишь одного человека, и растратит силы, пытаясь дать его синхрон­ ное изображение»20. С другой стороны, «Улисс» объявлен «отчаянной попыткой Джойса», потому что, оказывается, «искусство романа - это прежде всего транспонировка, а не вос­ произведение действительности. Разве не поразительно, что чем больше старается писатель ничего не упустить из ее живой сложности, тем сильнее ощущение искус­ ственности. Что может быть неестествен­ ней и произвольней тех ассоциаций идей, на которых строится внутреннйй монолог у Джойса?»21. (Любопытно, что эстетика романа Мориака «Дороги в никуда» несет следы активного творческого восприятия метода Джойса.) Неожиданно содержательные рассу­ ждения об эстетике модернизма обнаружи­ ваем в «речах» героя повести Э. Рязанова: «У меня не получается, чтобы фраза обго­ няла фразу, чтобы одна мыслишка налеза­ ла на другую, подминая предыдущую. Я не умею сочетать в одном предложении несо­ четаемое, сшибать нескладные противопо­ ложные ассоциации. Кажется, подобный стиль называется “потоком сознания”. Ко­ гда я читаю литературу “потока сознания”, я восхищаюсь буквально всем: якобы слу­ чайным нагромождением одних и тех же слов, и нарочитой неряшливостью эпите­ тов, и свободными ассоциациями, причин­ ность которых может быть понятна одному только автору, да и то вряд ли. Впрочем, всё это не имеет значения, ибо важна не мысль, а нагнетание речи, повторение гла­ голов или прилагательных до неимоверно­ го количества, в результате чего что-то рождается или не рождается. В конце кон­ цов не в смысле дело. Мне особенно нра­ вится фраза типа “шел дождь и два студен­ та”. Ведь надписано это совсем не от неграмотности и отнюдь не от бескульту­ рья. Поскольку писатель не может не знать букваря, грамматики и синтаксиса, следо­ вательно, всё сделано им сознательно, в полете новаторства, для обновления языка. <...> За эдакой манерой письма стоит тя­ желая работа, каторжный писательский труд, страшенный отбор словес, в резуль­ тате которого будто бы и рождается бес­ печная моцартовская легкость рассказа, переходящая не то в свежий стиль, не то в оригинальный авторский почерк, не то в нечто новое, чему нет названия»22. Восхи- щенность литературой «потока сознания», может быть, определила (хотя бы частично) эстетику, философию рязановскихфильмов. В специальной литературе много версий возникновения замысла «Улисса». Приведем версию А. Гениса, представ­ ляющуюся вполне обоснованной: «Труд­ но удержаться от соблазна процитиро­ вать то место из платоновской “Республики”, которое могло подсказать Джойсу замысел “Улисса”: ‘Стоило взглянуть, - рассказывал Эр, - как раз­ ные души выбирали себе ту или иную жизнь... Последней из всех выпал жребий идти выбирать душе Одиссея. Она пом­ нила прежние тяготы и, отбросив всякое честолюбие, долго бродила, разыскивая жизнь обыкновенного человека, далекого от дел; наконец она насилу нашла ее, где- то валявшуюся, все ею пренебрегали, но душа Одиссея, чуть увидела ее, с радо­ стью взяла себе’»23.