ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2012

283 Национальный корпус русского языка дает на слово кунктатор во всех грам- матических формах 23 вхождения (обращение 20.04.2012 г.), из которых нарица- тельными являются только 6. В значении «медлительный человек» это слово упот- ребляли Ю. П. Анненков, В. Я. Шишков, В. П. Авенариус. Самым ранним употреб- лением, отмеченным в Корпусе, является именно толстовское. Таким образом, хотя Толстой и не являлся в собственном смысле создателем этой нарицательной лексе- мы, ему, бесспорно, принадлежит роль ее первого сознательного фиксатора, закре- пившего в языке литературного произведения данное слово с четкой, несколько скорректированной прецедентной семантикой, лишенной ироничной оценочности. Это слово имеется в БАС III с пометой устарелое . Лексема совершенно спра- ведливо, по праву приоритета, снабжена иллюстрацией из романа «Война и мир». Еще один оним, переведенный Толстым в разряд нарицательных слов,– су- ществительное магдалина в значении «грешник, думающий о раскаянии и надею- щийся на прощение». Это новообразование в полном смысле данного термина, по- тому что до Толстого такое использование слова не отмечалось. Толстой выводит евангельское собственное имя за границы половой принад- лежности, относя его и к мужчинам и к женщинам; подчеркивает его нарицатель- ные, характеризующие свойства использованием во множественном числе: «У ку- тил, у этих мужских магдалин , есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин -женщин, основанное на той же надежде прощения» [2, 371]. По данным Национального корпуса русского языка, из 459 вхождений на сло- во магдалина (обращение 23.04.2012 г.) лишь в двух случаях оно используется как нарицательное в значении «грешница, распутница» (у Л. М. Леонова в романах «Вор» (1928 г.) и «Русский лес» (1953 г.)). Можно предположить, что Леонов в этом случае продолжал толстовскую языковую традицию. Толковыми словарями русско- го языка данная деонимизация не зафиксирована. Второй группой новообразований Толстого являются сложные прилагатель- ные, создавать которые Толстой продолжал на протяжении всего своего творчества. Толстой видел в сложных прилагательных некий исчерпывающий, максимально точный, предельный смысл, к которому всегда стремился. Нет такого произведе- ния Толстого, где не существовало хотя бы одного созданного автором сложного прилагательного. В «Войне и мире» можно отметить прилагательные сверхъественно-прек- расные и сверъестественно-утонченные, сопровождаемые, как и все «светские» прилагательные, негативной авторской оценкой. Приводим романный контекст: «Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек… Ан- на Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрдотель подает как нечто сверхъестественно-прекрасное тот кусок говядины, который есть не за- хочется, если увидеть его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как нечто сверхъестест- венно-утонченное [1, 18]. К этим прилагательным примыкает сложное слово категории состояния черно- темно , созданное по фольклорной модели, со значением «непроглядная тьма»: «Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно-темно : только в одном месте горела лампада в чем-то белом» [2, 86]. Известно, что языку романа «Война и мир» свойственно особое – свободное, не скованное узуальными стандартами – употребление иноязычных слов. Как уже говорилось выше, Толстой мог транслитерировать иноязычные написания в рус- скую графику, мог употреблять параллельно кириллическое и латинское написание одного и того же слова, мог также использовать уже усвоенное русской традицией