ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2008г.Ч1.

162 В речи героев И.А. Гончарова словесное выражение концепта «любовь» не всегда появляется, но из контекста становится понятным смысл звучащих интенций! Но в произведениях писателя, и особенно в «Обрыве», прослеживается такое явление как «норма» любви, а, следовательно, можно предположить, и неоднозначное понимание концепта «страсть». Говоря о «норме» любви и о том, что примеры такой любви встречаются редко, автор спорит с теми, кто считает это чувство врождённой способностью. Можно «воспитаться», «идти... к этому сознательно» [Гончаров, 1980, IV, 207 ]. Чтобы довоспитаться до истинного понимания любви, считал Гончаров, необходим опыт. Без него, только стараясь угадать любовь, человек впадает в ошибки. «До опыта можно рядить во что угодно любовь <.. .> Это уже игра - не в любовь, а в лиризм. Даже и играть в любовь <...> можно вдвоём только, а не в одиночку. Иначе это будет пустая трата времени и никакого опыта не даст [Гончаров, 1980, VIII, 317]. Опыт нужен и чтобы осознать всю полноту любви. В ранней молодости «любовь не в силах явиться ... со всею глубиной своей, со всею определённою строгостью и достоинством своих качеств, с их разнообразием, - словом, со всею всеобъемлемостью, за недостатком многих начал к её восприятию, чтоб заманить к себе эти начала, надо немножко побольше жизни, побольше опытности» , - пишет Гончаров Льховскому [Гончаров, 1980, VIII, 210 ]. У Гончарова разграничены «глубокая и сознательная любовь» и «чувственная страсть» [Гончаров, 1980, VIII, 445 ]. Для Гончарова предаваться страсти, значит не контролировать себя, всё равно как человек «предаётся быстрому бегу на коне» или беспечно в челноке - «течению волн» и не думает, «чем кончится путь: летит ли конь в пропасть, влечёт ли волна на скалу?» [Гончаров, 1980, 1, 230]. Т.е. у Гончарова добавляется и смыслообразующая часть концепта - «рассудок». Без него чувство превращается в сумасшествие, становится не человеческим: «Вы говорите, что я знаю только безобразие страсти, а не красоту её: это не совсем так. Страсть всегда безобразна, красоты в ней быть не может, или она - не страсть...» (1866 год) И для сравнении: «Я болен ею (женщиной), пошли поскорей за лекарем: мне стало как-то тесно жить на свете: то кажется, что я стою в страшной темноте, на краю пропасти, кругом туман, то вдруг озарит меня свет и блеск её глаз и лица - и я будто поднимусь до облаков...» (1855 год) Налицо противоречие, во многом обусловленное эмоциональным состоянием писателя, а также – изменениями, происшедшими в его мировоззрении за 10 лет. Подверженный в начале влиянию романтической философии и поэзии, писатель рассматривал «страсть как стихийную силу, не подвластную человеческой воле» [Старосельская, 1995, 163]. В поэтике