ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2008г.Ч1.

160 была по-настоящему счастлива. Глядя в зеркало, «она видела, как она подурнела. Но теперь она опять одевалась с удовольствием и волнением. Теперь она одевалась не для себя, не для своей красоты, а для того, чтобы она, мать этих прелестей, не испортила общего впечатления. И посмотревшись в последний раз в зеркало, она осталась довольна собой. Она была хороша. Не так хороша, как она, бывало, хотела быть хороша на бале, но хороша для той цели, которую она теперь имела в виду. В церкви никого, кроме мужиков, дворников и их баб не было. Но Дарья Александровна видела, или ей казалось, что она видела восхищение, возбуждаемое ее детьми и ею» [[Толстой, 1928-1958, 18,279]. Долли готова осудить свою манеру жить, подчиняя всю жизнь без остатка материнству. Но ведь это тоже «любовь», «любовь к ребенку»! И «как вообще нередко безукоризненно нравственные женщины, уставшие от однообразия нравственной жизни, она издалека не только извиняла преступную любовь, но даже завидовала ей» [Толстой, 1928- 1958, 19,197]. Но для нее такое отношение к жизни, к семье, к детям было неприемлемым. Долли «почувствовала, что стала уже так далека от Анны, что между ними существуют вопросы, в которых они никогда не сойдутся…» [Толстой, 1928-1958, 19,215] Сопоставление судеб Анны и Долли, возвышают Долли, обманутую и жалкую, замученную семейными тревогами и заботами, над смелой и блистательной Анной, но столь несчастливой, что она не могла не придти к мысли о смерти. И преимущество Долли состоит в том, что ее жертва сохранила семью, которая для нее прежде всего, дети и семейный долг, в которых да еще и в материнских заботах черпает покой и силы. (То же самое мы встретим и у Гончарова) Анна же отвергнута и гонима светским обществом, презрела материнский долг и исключила семейное начало из своей жизни. Тем самым она закрыла этот источник нравственной силы, столь необходимой ей в борьбе за полное и свободное счастье. Страсть мешает Анне увидеть истинность других чувств, хотя дает ей силы смело, сильно и красиво защищать свою любовь к Вронскому, вообще – право любить и быть любимой мужчиной. Но отвергает более прекрасное чувство – любовь и долг матери. Что сказалось на ее судьбе. Приближаясь к трагической развязке, Анна сопоставляет мысль о Сереже и Вронском и подводит итог: «Я тоже думала, что любила его и умилялась над своею нежностью. А жила же я без него, променяла же его на другую любовь и не жаловалась на этот промен, пока удовлетворялась той любовью». И она с отвращением вспомнила про то, что называла той любовью» [Толстой, 1928-1958, 19; 354]. Так, мысль о сыне помогла Анне «с отвращением» вспомнить о своей любви к Вронскому и понять, что любовь к родному ребенку священна и ее нельзя ни на что променять.