ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2008г.Ч1.

142 – Вот детство Фомы у меня, кажись, не выдумано. – Нет, все выдумано. Простите меня, но не нравится. Вот есть у вас рассказ «Ярмарка в Голтве». Этот мне очень понравился. Просто, правдиво. Его и два раза прочесть можно» [Поссе, 1960, 52]. Здесь к открытой критике добавлены указания на имеющиеся достоинства, что, несомненно, снижает резкость высказывания и позволяет сохранить общий комфортный тон беседы. И.Е. Репин, попробовавший однажды в Ясной Поляне пахать в поле, вспоминает, как Толстой пытался оправдать его усталость и плохое качество работы: «Это с непривычки, – сказал Лев Николаевич. – И я ведь не сразу привык; у вас еще и завтра в руках и плечах скажется труд» [Репин, 1978, 485]. А.Б. Гольденвейзер в книге «Вблизи Толстого» тоже указывает на устойчивую заботу Толстого о сохранении лица собеседника: «Наивно и глупо было, вероятно, все, что я говорил, но Лев Николаевич слушал меня внимательно и серьезно и говорил со мной, не давая мне почувствовать мою наивность» [Гольденвейзер, 1959, 38]. С иностранными гостями для обеспечения более комфортных коммуникативных условий Лев Николаевич ведет разговор не на русском языке, а на языке собеседника или с использованием знакомых, близких и понятных тому слов: «В ответ на мой стук в дверь раздалось приветливое «Come in». Вообще мы говорили с Львом Николаевичем всегда по-русски, но на мой стук в дверь он неизменно отвечал английским «Come in», что по сходству своему с датским «Kom ind!» звучало для меня совсем уж родным» [Ганзен, 1978, 463]; «...Мое знание русского языка было достаточно для простого делового разговора; но когда беседа сделалась более сложной и поднялась в более высокую область, дело не пошло. Лев Николаевич заметил это и повел беседу на немецком языке...» [Ашарин, 1955, 95]. Использование того варианта языка, который понятен собеседнику, мы наблюдаем в различных коммуникативных ситуациях. Например, в разговорах и занятиях с крестьянскими детьми. Л.Н. Толстой вспоминал об ученике Яснополянской школы Тарасе Фоканове: «Я попробовал читать ему из «Круга чтения», но увидел, что это ему недоступно, сразу же пришлось перефразировать» [Гусев, 1960, 333]. В рамках рассматриваемой нами черты коммуникативного поведения Л.Н. Толстого чрезвычайно интересны воспоминания о дружбе писателя с Великим князем и известным историком Н.М. Романовым, при встрече с которым в 1901 г. Толстой прямо спросил, не повлечет ли за собой посещение его, политически неблагонадежного человека, каких-либо неприятностей для великого князя в семье и обществе [Шесть писем к Толстому, 2001, 64]. О том же Толстой пишет Н.М. Романову в июне 1904 г.: «Как ни приятно было бы мне видеть вас у нас, я думаю, что я настолько неприятное лицо правительству – и в особенности буду теперь