ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2008г.Ч1.

132 «деревня» и «церковь», но с экзотическими определениями «татарская» (т.е. аул) и «ихняя, с башенкой» (т.е. мечеть). Затем идет подробное описание татарского жилища посредством бытовых символов в гипонимических (видовых) функциях. А завершает контекст обобщающие авторские символы «черный» и «красный» (субстантивация), которые поясняют символ-гипероним (общее слово) «татары». И таким способом построены многие контексты в рассказе. В результате повествовательного переосмысления специфическую художественную семантику приобретают и разговорно-просторечные словечки: «Поели татары блины, пришла татарка в рубахе такой же, как и девка, и в штанах; голова платком покрыта. Унесла масло, блины, подала лоханку хорошую и кувшин с узким носком. Стали мыть руки татары, потом сложили руки, сели на коленки, полдули во все стороны и молитвы прочли» (там же, 93). Таких слов в приведенном контексте девять. Они реализуют явно сниженную разговорно-просторечную окраску и тем самым выполняют специфическую функцию бытовой символизации в речи повествователя – экзотическую: с их помощью у читателя складывается конкретная картина бытового одеяния и процесса принятия пищи у незнакомого народа, в плену у которого оказался герой. Такой способ сниженной, профанной символизации как лингвостилистический прием, широко распространенный в рассказе, является удачным средством освоения «чужой» культуры посредством «своего» языкового сознания. Этому же способствуют и речевые средства передачи эмоций симпатии-антипатии в диалоге, например: «Сделал Жилин другую куклу, еще лучше, отдал Дине. Принесла раз Дина кувшинчик, поставила, села и смотрит на него, сама смеется, показывает на кувшин. «Чего она радуется? – думает Жилин. Взял кувшин, стал пить. Думал вода – а там молоко. Выпил он молоко. - Хорошо, - говорит. Как взрадуется Дина! - Хорошо, Иван, хорошо! – и вскочила, забила в ладоши, вырвала кувшинчик и убежала» (там же, 97). В данном контексте имя «Иван» выступает символом русского как обобщенное собственное наименование национальности в глазах нерусского человека и употребляется с эмоционально положительными коннотациями (созначениями). А вот в другом контексте передан негативный эмоциональный тон по отношению к Жилину как русскому: «Красный татарин не любил Жилина. Как увидит, нахмурится и прочь отвернется, либо обругает… Как увидит Жилина, так захрапит и отвернется» (там же, 98 – 99). В данном случае автор использует параллелизм синтаксических конструкций как средство усиления и актуализации негативной информации по отношению к пленнику. Наполнением этих конструкций являются негативные