МЫСЛЬ ВНЕ ВРЕМЕНИ И ГРАНИЦ

73 А вот увидев знакомые мельницы, герой ободрился. И ему уже кажется, что «не холодно и потише стало» [2, с. 229]. Снова появляется решимость продол- жать путь, хотя здравомыслящий ямщик объясняет рассказчику, что поскольку едут они назад, «так оно полегче кажет» [2, с. 230]. И опять все зыбко и нена- дежно. Вперед или назад? Сомнения разрешились встречей с курьерскими почтовыми тройками, за ко- торыми наш экипаж бесстрашно отправился навстречу усиливающемуся снегу. Ямщик рассказчика, от которого уже ничего не зависело, поскольку он ехал сзади, «сделался как будто веселее и разговорчивее [2, с. 232]». Однако, когда вторая встреча с одним и тем же обозом показала, что передовая тройка потеряла дорогу и кружит, ямщик «еще неохотнее погонял, чем прежде, и уже больше не разговаривал [2, с. 234]» с седоком. Назад дороги не было. И герой невольно начинает замечать, как меняются к худшему обстоятельства: «Метель становилась сильнее и сильнее» [2, с. 234] , «чаще пробегала под шубу струйка холодного воздуха» [2, с. 235], « слышнее становилось завывание ветра и виднее поразительно огромное количество снега, носящегося в воздухе» [2, с. 235]. Всё « чаще и чаще » [2, с. 247] ямщик подпры- гивал на облучке и заговаривал с седоками, и рассказчику казалось, что «он бо- ялся упасть духом» [2, с. 247]. На это были причины: «дорога с каждым шагом становилась тяжелее и тяжелее , и заметно было, как лошади бежали неохотнее » [2, с. 247]. Рассказчику уже не на шутку страшно видеть, что «дорога становится хуже » [2, с. 247]. Мы видим, как Толстой, «бросив» своего долго колеблющегося (ехать или не ехать, туда или обратно?) героя в эпицентр бурана, меняет эмоцио- нальную и психологическую нагрузку слов в форме сравнительной степени. Сей- час они – свидетельство того, что был шанс что-то изменить, но он уже потерян. К прежнему не воротишься. Слепая белая стихия, угрожая гибелью, заставляет ценить то, что в других обстоятельствах даже не замечал, принимал как данность. Сейчас и прежде вступают в особые отношения. На чаше весов перевешивает прежде – там было тепло, безопасно, уютно. Тогда как сейчас всё это потеряно и, как знать, вернется ли? В диалогах самых уверенных в себе героев – курьерских ямщиков, которые знают здешние края и всю дорогу не подавали признаков сомнений в своих дей- ствиях, – возникает напряжение. У слушающего их рассказчика создается впе- чатление, что они не знают, что делать. «Это мы, брат, должно, вовсе на Пролгов- скую дачу заехали. Надо левей брать» [2, с. 249], – предполагает Игнат. «Всё надо правей забирать: как раз и выедем на большой мост…» [2, с. 249] – возра- жает ему другой возница. Не придя к общему решению, ямщики продолжили путь, продолжая похлопывать ногой об ногу « чаще и чаще и огребать и высыпать снег» [2, с. 249], который им забился за голенища. Заметим, что Толстой в этой части повествования прибегает к приему лексического повтора форм сравнитель- ной степени, усиливая напряжение и подчеркивая опасность ситуации, в которой оказались его герои. Благодаря повторам читатель начинает видеть картинку как будто в ускоренной перемотке, что наводит его на мысль о скорой развязке. Долгая тревожная дорога изматывает рассказчика, и он забывается сном. Страшный сон о погребенных заживо под снегом является кульминацией