Л. Н. Толстой в сознании человека цифровой эпохи

122 К. А. Меринов Липецкий государственный педагогический университет им. П. П. Семенова-Тян-Шанского, Институт филологии (Липецк, Россия) студент V курса Научный руководитель – А. С. Кондратьев Л. Н. ТОЛСТОЙ И Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ: ХРИСТИАНСКАЯ АКСИОЛОГИЯ В ДУХОВНОМ ОПЫТЕ СОНИ МАРМЕЛАДОВОЙ И КАТЮШИ МАСЛОВОЙ Наметившая в историко-литературной науке работами И. А. Есаулова [см. 3] тенденция к освоению духовного содержания русской классики в контексте духовной традиции отечественной культуры, христианской по своим истокам и категориям миропонимания, выявляет движение художественной мысли наци- онального самосознания к воплощению преображения нравственно погибшего человека. Если укорененность Достоевского в христианской культуре не вызы- вает сомнений и воспринимается как непреложная константа при всяком обра- щении к его произведениям и публицистическому наследию, то понимание хри- стианской составляющей творческих исканий Толстого едва ли только обозначено: «Если в своей публицистике Толстой и не принимал те или иные стороны христианского вероисповедания, то в своем художественном творче- стве <…> замечательно засвидетельствовал собственную укорененность в пра- вославной культурной традиции» [3, с. 195]. Исследовательский опыт сопоставления женских героинь таких романов, как «Преступление и наказание» Достоевского, первого из его Великого Пяти- книжия, и «Воскресения» Толстого, завершающего русскую классику Золотого века, имеет смысл именно через призму «большого времени», в котором авторы, не сказавшие друг другу ни слова при жизни, вступают в диалог друг с другом и грядущими поколениями о становлении человека. В связи с этим следует от- метить, что художественная антропология классиков тяготеет к христианской культуре и воплощается у Толстого в трехчастной матрице единораздельной це- лостности человеческой природы как Все и часть Всего: «Тайна жизни моей, всякого человека, даже существа, в сознании отдельности в себе того, что по су- ществу одно во Всем» [6, Т. 57, 114], и у Достоевского в антитезе всечеловек и общечеловек : «Быть “общечеловеком” – быть отвлеченным европейцем без корней и без почвы» [1, Т. XVIII, с. 152], тогда как «русский идеал – всецелость, всепремиримость, всечеловечность» [1, Т. XVIII, с. 69]. Соня Мармеладова и Катюша Маслова – героини с похожими судьбами, падшие женщины, которые оказывают благодатное влияние на становление Раскольникова и Нехлюдова, при всем различии их жизненного опыта – убийца и преуспевающий аристократ. Символика фамилий сближает героинь: как «Мармеладова» вызывает ассоциации со «сладкой жизнью», что контра-