ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1999

XXV Международные Толстовские чтения ------------------------------------------- из частного письма, т. е. наиболее распространенная, но писано все же по-французски), то «Война и мир» завершается однозначным наставле­ нием: «...необходимо отказаться от несуществующей свободы и признать неощущаемую нами зависимость», когда новоявленные спасители Отече­ ства готовы пролить крови больше, чем якобинцы, не страшась ее, хотя и зная, что погибнут невинные, как предрекает левая прокламация «Молодая гвардия». Духовный контекст «Евгения Онегина» и «Войны и мира» определяется наполеоновской идеей. «Столбик с куклою чугун­ ной» овладевает сознанием Пьера, склонного считать, что для общего блага можно не «остановиться перед жизнью одного человека», и князя Андрея, помышлявшего о своем Тулоне даже ценой жизни самых близ­ ких, коих он готов отдать «за минуту славы, торжества над людьми». В романе Пушкина идея сверхчеловека представляется как нечто чуже­ родное и антиномичное духовной природе человека, коль автор частного письма в эпиграфе уверен в открывающейся ему истине, однако в «Войне и мире» соблазн своевольного вмешательства в вечный ход бытия из бла­ гих побуждений видится как перспектива благодатного преображения мира, разрушая духовную твердыню человека как сына Божьего. Измученный духовной двойственностью, Онегин, следуя закону соци­ ального самовыражения («пружина чести»), направляет на дуэли пистолет В тоске сердечных угрызений. Затем неожиданно для самого себя он испытывает потрясение: «сра­ жен» «страшным восклицаньем» сообщения о смерти Ленского. Так же и Пьер переживает состояние отчаяния при виде «страшного убийства»: «...в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым». Духовная первооснова побуждает Онегина и Пьера к переоценке собственной концепции жизни и творчест­ ва, сущностью которой была непомерная гордыня и уверенность в безна­ казанности и неподсудности. Онегин, ставший «сатаническим уродом» под бременем страстей и неразрешимых сомнений, после встречи с Татья­ ной в петербургском свете выходит за пределы ограничивающего его им­ манентного мира: Он меж печатными строками Читал духовными глазами. 68