ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1999

в детстве, когда жил за границей и воспитывался у аббата. Именно такую романтическую экзотику познал в свое время лермонтовский Мцыри. А Безухову уже не нужно в романтическое путешествие. Все, за чем езди­ ли скитальцы эпохи Онегина и Печорина (Белинский считал, что это раз­ ные эпохи), дано Пьеру изначально. Это не случайная деталь. Таким об­ разом Толстой, который, конечно же, был знаком с образом Онегина, снимает, а точнее говоря, не ставит своей задачей изобразить «физичес­ кие» метания героя, переносит скитальчество целиком в область внутрен­ него мира. Но это хотя и важные, но все же внешние детали. Гораздо важнее коснуться внутренней сущности скитальчества Онегина и Безу- хова, выявить типологическое сходство, обусловленное литературной традицией, и изменения, произошедшие в ходе развития литературного образа скитальца от Пушкина до Толстого. Скитальчество - физическое и, еще важнее, духовное - оказывается нравственным выбором, определяющим судьбу героя. Душа, находящаяся в нравственном движении, спасает себя таким образом от атрофии, которая неизбежно появляется, если человек полностью подчинился чуждому своей природе порядку вещей. С другой стороны, сам опыт скитальчества влияет на нравственный выбор человека; опыт духовных странствий уже особым образом определяет поступки личности. Потребность в духовном скиталь­ честве рождается из живой, незаурядной натуры, из желания не просто жить, но и созидать жизнь в соответствии с ее законами. Пророческие слова князя Андрея о Пьере «Ты мне дорог, потому что ты единственный живой человек...» вполне относятся и к Онегину, которого так же глубоко почув­ ствовал и понял автор, и, как ни странно, Онегин гораздо живее Ленского, который удостоился столь жесткой авторской характеристики: В деревне, счастлив и рогат, Носил бы стеганый халат...1 Что же такое «живой человек среди нашего света»? Евгений и Пьер оказываются людьми, которые видят в жизни больше, чем видимо про­ стым, «непосвященным» взглядом. Живое участие во всем происходящем является внутренней потребностью героев (мы видели это даже в том рвении, с которым они окунулись в светскую жизнь). Желание жить по- человечески полноценной жизнью неизбежно влечет за собой то, что си­ туация нравственного выбора (живого участия героя в происходящем) '^ ^М еж д у н а р о д ны е Толстовские чтения 54