ТОЛСТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ. 1999

Художественное сознание А. С. Пуш кина и JI. Н. Т о л £ гт г о ^ ^ ^ \ Стремление Пушкина войти в память не конгениальных даже ре­ ципиентов, но наивных народов, карамзинских младенческих этносов, возможно, объясняется именно этим толчком, вызванным полемикой во­ круг книги де Сталь. Ведь племена должны внутренне собраться и воз­ выситься до Поэта, пусть и по-своему, экзотически. Возвращаясь к теме «Пушкин и Толстой», укажем на один щекотли­ вый каламбур Стивы Облонского: «...было дело до жида, и я дожида-лся» («Анна Каренина», ч. 7, гл. XVII). Суть коллизии такова: «...он, потомок Рюрика, князь Облонский, ждал два часа в приемной у жида», что опять же наводит на мысль о «Скупом рыцаре» (сцена I, «В башне»). При этом утрачивается источник самого Пушкина - «Ламмермурская невеста» В. Скот­ та, где психологическое переживание бедности Рэвенсвудом утрируется в образе слуги Калеба. Зато неожиданное определение позднего Вронского как «скупого барина», данное конторщиком (ч. 6, гл. XXIV), корректирует его роман­ тическую самоаттестацию: «Я рожден цыганом и умру цыганом» (ч. 1, гл. XXXIV). Тема «цыган» вторгается и в «Воскресение»: Катюша Мас­ лова - «шестой ребенок, прижитый от приезжего цыгана» (ч. 1, гл. II). Антагонизм столицы и природы нередко окрашен у Толстого в пушкин­ ские тона: блестящий Вронский стоял в «чухонской избе» (ч. 2, гл. XX). Толстой именно через Анну передает свое восприятие инфернальной стороны «Медного всадника» (восходящей к «Фаусту», ч. 2, д. 5): «Боже мой, как светло! Это страшно, но я люблю видеть его лицо и люблю этот фантастический свет» (ч. 2, гл. XXIX). «Маленькие немецкие воды» (Карлсбад, Баден, Кисинген), где ста­ рый князь Щербацкий ищет «русский дух» у русских знакомых («Анна Каренина», ч. 2, гл. XXX. XXXIV), выглядит травестийным Лукоморьем: «Там Русью пахнет!» («Руслан и Людмила»), Это еще раз подтверждает мысль об ассоциативной насыщенности прозы Л. Толстого, не уступаю­ щей в этом отношении пушкинским текстам. Свобода этнопоэтическо- го сл°воупотребления на подобном уровне художественной культуры была ограничена лишь одним обстоятельством —эстетическим. 107